Влечение
Шрифт:
В комнате все было так, как он оставил двадцать четыре часа назад, перед тем как встретиться с Дэнни в гимнастическом зале. В углу — брошенный прямо на пол двойной матрас, на нем — стеганое одеяло и мятое цветастое покрывало из хлопка. Стол и полки собственного производства занимали всю противоположную стену; на полу между импровизированной кроватью и письменным столом валялась одежда, книги в мягкой обложке и кассеты.
Какое-то время Роб смотрел на все это, а потом криво усмехнулся и принялся ногой «наводить порядок». Всего за сутки в его жизни произошли такие страшные события, а все эти вещи остались преспокойно
Он подошел к окну и прижался лицом к грязному стеклу. Вид из окна — кусок сада с вечнозелеными деревьями, с которых капала вода, и несколько домов с тыльной стороны — тоже, словно издеваясь над ним, остался неизменным. Роб зажмурился, а когда открыл глаза, ничего не изменилось. Он доплелся до постели и долго сидел, спрятав лицо в ладонях, словно ожидая новой напасти.
Джесс сидела в узкой продолговатой комнате для посетителей отделения интенсивной терапии. Здесь стояли в ряд потрепанные кресла с выцветшей обивкой, поднос с чайником и чашками, платный телефон-автомат, а на полке в углу — карликовое каучуковое дерево. Дежурная медсестра показала ей маленькую спальню для родственников и объяснила, что она может позавтракать в буфете. Но Джесс не могла даже думать о сне или еде. Она сидела, уставив незрячие глаза на покоробленные плакаты, висевшие на стене. Над Дэнни проделывали какую-то процедуру, при которой ей запретили присутствовать.
Она услышала в коридоре громкий голос сестры, а через несколько секунд появилась и сама Лиззи. Джесс вскочила на ноги. Не говоря ни слова, женщины сжали Друг друга в объятиях.
Лиззи была в джинсах и свободной куртке. Волосы растрепаны; выразительное, несмотря на отсутствие косметики, лицо актрисы выдавало крайнюю тревогу. Джесс отметила: от Лиззи больше не пахнет табаком. Бросила курить во время беременности. Джесс курила редко, но сейчас ее с одержимостью наркомана потянуло к куреву.
— Какое счастье, что ты приехала!
— Как он? Что с ним делают? Почему нас к нему не пускают?
В этой обстановке голос Лиззи со всем богатством оттенков казался не совсем уместным.
— Сама толком не знаю. Когда закончат, нас позовут. У тебя нет закурить?
— Нет. Хочешь, попробую достать?
Джесс покачала головой.
— Нет. Останься со мной.
Через несколько минут медсестра сказала, что им можно войти в палату. Джесс схватила Лиззи за руку и потащила в отделение.
Подойдя к кровати, на которой лежал Дэнни, Лиззи ахнула и замерла, впившись взглядом в переплетение бинтов и трубок.
— Господи, Джесс! Да на нем живого места нет!
Чтобы успокоить Лиззи и успокоиться самой, Джесс твердо произнесла:
— Нет. Просто у них такие методы. Мы не разбираемся, и поэтому все кажется хуже, чем на самом деле. Я же тебе говорила — он пошевелил пальцами.
Лиззи на цыпочках подошла ближе и накрыла руку Дэнни своей. Он ничего не почувствовал. Женщины сели на стулья. Зайдя с другой стороны кровати, медсестра отстегнула пластиковый мешок с черной от крови мочой и заменила пустым. Она сочувствовала Джесс и Лиззи, но рядом с больным чувствовала свое превосходство. Даже перед его матерью.
В поезде Бетт чувствовала себя как человек, которому предстоит спуститься в ад. Позади остался Лондон, и Сэм, и рутина обыденного существования вперемежку с периодами пронзительного счастья. Какой кошмар ждет ее в больнице? Сообщив по телефону страшную новость, Джесс предприняла вялую попытку успокоить дочь. Бетт резко оборвала ее: «Сама увижу. Не будем терять времени».
Положив трубку, она тотчас раскаялась. Даже перед лицом трагедии они с матерью продолжали действовать друг другу на нервы. Проглотив подступивший к горлу комок стыда и тревоги, она позвонила в контору и оставила сообщение для начальника. Быстро собралась и поехала на вокзал.
Поезд мчался на север. Сидя в мокром плаще, Бетт съежилась на сиденье и неотрывно смотрела в окно. Думать о Дэнни было страшно, и она переключилась на Сэма. Она вообще постоянно думала о Сэме, но от этого проблема не становилась менее острой.
Сможет ли он оставить жену?
Их связь тянулась чуть больше года. После окончания секретарских курсов Бетт стала подрабатывать секретаршей у Сэма Кларка. Ему исполнилось сорок лет (против ее двадцати двух); он был интересным мужчиной, горожанином до мозга костей, редактором издательства. Не прошло и трех месяцев, как они стали любовниками. Однажды после работы Сэм пригласил ее на вечеринку по случаю выхода новой книги, затем в ресторан, а потом — в отель, потому что Бетт делила небольшую квартирку с подругой по колледжу. На следующий день, сидя напротив него за письменным столом, она с удивлением вспоминала свою податливость. Но Сэм пользовался репутацией человека, который всегда добивается своего, и Бетт безумно льстило, что он хотел ее. Она влюбилась по уши.
Трудности возникли с самого начала. У Сэма была работа, требовавшая постоянного внимания. Почти все остальное время отнимала семья — жена и трое маленьких детей. Бетт приходилось довольствоваться несколькими часами в неделю, которые он мог уделить ей после выполнения прочих обязанностей. Но она чувствовала: эти часы — лучшие в его жизни. О их связи знала (и нисколько не удивлялась) небольшая горсточка коллег, но Бетт решила пожертвовать удовольствием целыми днями находиться рядом с ним ради большей безопасности — и перешла на другую работу.
Блестящая характеристика, полученная от Сэма, обеспечила ей место в отделе охраны авторских прав в конкурирующем издательстве. Работа ее идеально устраивала, и Бетт делала успехи. С помощью Сэма она подыскала отдельную квартирку на северной окраине Лондона. Отношения, от которых поначалу захватывало дух, постепенно вошли в ровную колею.
Конечно, Сэм оставит жену — сомневаться в этом значило сомневаться в самой жизни. Но когда? Как скоро он решится открыть Сэди горькую правду? Бетт извелась в ожидании — до ломоты в костях, до похудения.
Вот наконец и Дитчли. С тех пор, как она приезжала сюда в последний раз, ничего не изменилось. К счастью, у выхода из облицованного черным гранитом подземного перехода ждала вереница такси. По пути в Центральную мидлендскую больницу Бетт молча смотрела в окно, за которым мелькали знакомые улицы, но ничего не видела. Ее страшило предстоящее зрелище истерзанного Дэнни, но она мечтала только об одном: чтобы скорее закончилось это путешествие. Водитель — явно азиат — хотел было завязать разговор, но, увидев на глазах пассажирки слезы, оставил свое намерение.