Влечение
Шрифт:
Он проговорил, обращаясь к ней:
— То, о чем я хочу вас попросить, может показаться грубым надругательством над вашим горем, почти кощунством. Но, как бы дико и несправедливо это ни прозвучало, смерть вашего сына может спасти других людей. Не могли бы вы найти в себе мужество и разрешить нам взять его здоровые органы для пересадки?
Без запинки, не спрашивая Йена, — потому что теперь Дэнни принадлежал только ей одной, — Джесс ответила:
— Да. Возьмите все, что может помочь выжить другим.
— Благодарю вас.
— Можно нам перед этим взглянуть
— Разумеется.
Йен пошел впереди. Вслед за ним, обнимая друг друга за плечи, три женщины в последний раз переступили порог палаты.
Под конец Джесс дали побыть наедине с сыном. Она молча смотрела на его неподвижное восковое лицо. Мысли тянулись словно резиновые; яркие картины прошлого перемежались обращенными к Дэнни фразами — отнюдь не последними.
Джесс знала: теперь она будет часто беседовать с ним. Как же иначе? Он всегда будет жить в ее сердце — эта мысль мелькнула, как единственный луч в непроглядном мраке.
Она встала и бережно отвернула с его плеч одеяло. Усилием воли заставила себя не замечать бесчисленных трубок и белых нашлепок у него на груди, не слышать гудения аппарата искусственного дыхания и приглушенного шума голосов.
У Дэнни были широкие плечи и черная поросль на груди и на запястьях. Грудь равномерно колыхалась, как во сне. Кожа осталась гладкой; с нее еще не сошел летний загар. Глядя на его хорошо развитые мускулы, Джесс думала: «Как он красив! Уже не мальчик — мужчина». Ей захотелось прижать его к своей груди. Потребность в нем была такой острой, что по телу пробежали электрические искры. Как будто он был ее возлюбленным.
Наклонившись, она прильнула губами к крошечному шраму у него на подбородке. А потом вернула одеяло на место.
И все это время она вела с ним безмолвный разговор, отголосок их прежних разговоров — об учебе, девушках, планах на будущее. Вспоминала его улыбку, движения, которых никогда больше не увидит.
Наконец она выпрямилась и, не прощаясь, сделала шаг назад. Раздвинула ширмы, отгораживающие кровать Дэнни от остальных. Постаралась, чтобы другие не заметили, что она еле волочит ноги. Все лица — заведующего отделением, врачей, персонала — выражали сочувствие. Джесс поблагодарила их улыбкой. Ей помогли пройти через ненавистную комнату для посетителей. И только после того, как она оказалась достаточно далеко, повезли тело в операционную.
Глава 3
Йен был в столовой — накрывал на стол. Белая скатерть оказалась в комоде, на прежнем месте. Жесткие складки свидетельствовали о том, что ее давно не разворачивали. Наверное, Дэнни с Джесс питались на кухне — если вообще ели вместе. С тех пор как они в последний раз все четверо обедали по-семейному, прошло три года. На душе тяжелым камнем лежало страшное «никогда». Йен сглотнул — как будто это могло помочь.
Он снял с запыленной каминной полки и поставил на стол пару резных деревянных канделябров. Казалось важным ознаменовать день похорон Дэнни подобающей церемонией. Йен разложил пять парадных приборов и отступил, чтобы полюбоваться плодами своих трудов.
В столовой почти ничего не изменилось. Однажды они с Джесс потратили неделю его отпуска на то, чтобы совместно оклеить эту комнату. Сейчас эти обои от Лоры Эшли с крохотными коричневыми цветочками обтрепались, а шторы обвисли. Коричневый ковер протерся во многих местах, так же, как и зеленая твидовая обивка на подержанных скандинавских креслах. Джесс совершенно не занималась квартирой, которую они когда-то обставили вместе. «Возможно, — подумал Йен, — ей не хватает не только денег, но и душевной энергии».
Из кухни доносился запах чеснока. Ужин готовил Джеймс, а женщины были наверху. Йен был рад передышке. В последнее время в доме постоянно толклись люди.
Из крематория все приехали сюда, перекусили бутербродами, попрощались за руку с Йеном и Джесс и заверили, что «если что-нибудь понадобится… только скажите»… То был утомительный парад лиц: соседей, которых Йен почти забыл, бывших учителей Дэнни и подруг Джесс, включая женщину с работы, которая привезла из питомника цветущие ветки калины, зимнего жасмина и волчьих ягод. И непривычно серьезные, скованные приятели Дэнни, которых Йен помнил мальчишками. Столько лиц… а Дэнни нет и не будет.
К горлу подступил комок. Йен не знал, как выразить свое горе. Лить слезы — занятие для женщин. Мишель, например, в любую минуту была готова расплакаться — так же, как и рассмеяться.
Недавно он ей звонил.
Телефон усилил ее австралийский выговор. Или Йен снова привык к произношению жителей Мидленда?
— Когда ты вернешься?
— Послезавтра, милая, самолетом компании «Кантас». Ты же знаешь, как я по тебе скучаю.
— Приеду за тобой в аэропорт, — быстро, словно только и ждала этого, сказала Мишель.
— Буду очень рад.
Он действительно скучал. Жизнь с Мишель была простой и удобной. С Джесс так не получалось с самого начала. У него никогда не было ощущения, что она полностью принадлежит ему: всегда существовала некая дистанция. Вначале это интриговало, потом стало вызывать досаду.
Йен щелкнул зажигалкой и зажег свечи. Язычки пламени метнулись туда-сюда и успокоились. С минуту он наблюдал за ними, а потом отправился на кухню.
Джеймс стоял у плиты. Завидев Йена, он помешал в кастрюле деревянной лопаточкой.
— Не обессудь, все делалось тяп-ляп. В чужой квартире не всегда сыщешь все необходимое.
Джеймс обожал готовить и знал в этом толк. Не то что Лиззи, чьим главным кулинарным достижением были сэндвичи. Так что они и в этом дополняли друг друга. Джеймс повязал поверх темного костюма полосатый фартук Джесс.
— Не сомневаюсь, блюдо будет — пальчики оближешь, — машинально возразил Йен.
В эту минуту в Джеймсе было что-то женоподобное; его можно было смело принять за педераста. Но Йен слишком хорошо знал Лиззи, чтобы сделать такую ошибку. Не в пример многим актрисам, Лиззи определенно делала ставку на «настоящих» мужчин. Одно время она часто бывала у них, и Йен чуть сам не увлекся. Слава Богу, это ни во что не вылилось. Глухой номер.