Влечение
Шрифт:
— Боюсь, что сейчас не могу предоставит никаких доказательств. Яразыскала эту вазу здесь, в доме, по просьбе моей матери и по её описанию. Для меня вполне достаточно ее утверждения, что ваза принадлежит нам.
— Могу ли я поговорить с вашей матерью? — спросил полицейский.
Софи прикусила губу.
— Нет, это невозможно,— ответила она неохотно после небольшой паузы.— Дело в том, что мои родители сейчас в отъезде.
— А кто ваши
— Мой отец— археолог, профессор Дюфур, — объяснила Софи.
Державшийся в стороне Ив с интересом вслушивался в ее слова. Сам-то он ничего не успел узнать о ее семье. Сейчас в нем все сильнее росло подозрение, что все происходящее вызвано каким-то недоразумением. Однако ничто не могло поколебать его уверенность что эта ваза — из дома Батистена.
— Сейчас он и моя мама,— продолжал Софи,— в экспедиции в Египте. Раскопки только что начались, и мне не хотелось бы прерывать их, вызвав родителей сюда.
— Кроме них, может ли кто-нибудь подтвердить права вашей семьи на эту вазу? Насколько я понимаю, никто?
— Да, вы правильно понимаете, — тихо ответила Софи, пытаясь унять дрожание губ и запрещая себе думать о том, как торжествует сейчас Ив.
— Месье Каррер, вы по-прежнему считаете, что эта ваза украдена из дома Батистена Гренье? — обратился полицейский к Иву.
— Не считаю, а твердо знаю,— поправил его Ив. — Я сам, по просьбе Батистена, оценивал эту вазу, и, как вам известно, она числится среди вещей, украденных из его дома.
Инспектор пристально смотрел на Софи, и та чувствовала себя под его взглядом все более неуютно. Нет, она не признавала за собой никакой вины, но... Что, если она ошиблась и это не та ваза, которую описывала ей мать?
— Мама хорошо помнит, что такая ваза всегда стояла в комнате прабабушки,— запинаясь, сказала она.— Но если произошла какая-то ошибка...
— Ошибка?— фыркнул Ив, но, встретив яростный взгляд Софи, осекся.
— Если произошла какая-то ошибка,— твердо повторила она,— поверьте, мама первая скажет вам об этом. Я же могу только...
Она внезапно умолкла, поняв, что не может совладать со слезами и с голосом. Ничего не могло быть хуже, казалось ей, чем сейчас разрыдаться на глазах у Ива, обнаружить перед ним свою слабость. Только бы скрыть от него, какую боль он ей причинил!
— Ну что ж! — задумчиво проговорил инспектор, решившись прервать эту тягостную сцену. В глубине души он сочувствовал Софи и сильно сомневался в ее вине, но, с другой стороны, не мог игнорировать и показаний Ива. — Я предлагаю забрать эту вазу в полицию и оставить ее там до тех пор, пока мы не сможем идентифицировать ее.
Софи благодарно кивнула ему. Она вытащила из шкафа коробку, помогла упаковать вазу и проводила полицейского к машине. Тут она осознала, что Ив остался в доме, и неохотно вернулась обратно. Меньше всего она была сейчас расположена общаться с ним.
— Я не мог не сообщить в полицию,— начал он, и против его воли эти слова прозвучали вызывающе.
Софи пожала плечами. Повисло тяжелое молчание. Наконец она заговорила. Нечего было надеяться, что он поверит ей, но она не могла молчать.
— Я понимаю, ты думаешь, что я лгу, но это не так! Мы обе говорим правду: и я, и моя мама. Ваза действительно принадлежит нам.
— Десять минут назад ты не была в этом так уверена,— сразу рассердившись, безжалостно напомнил Ив.
— Мама никогда не стала бы лгать,— со спокойным достоинством возразила Софи, почувствовав насмешку в его голосе. — Никогда! Она не...
— Что она не?.. — перебил ее Ив. — Не такая, как ты?
Софи вспылила и, не сдержав негодования, замахнулась, чтобы дать ему пощечину. Однако Ив оказался проворнее. Перехватив ее руки, он больно сжал их и завел за ее спину.
— Господи! Да ты просто ведьма! — воскликнул он с яростью. — Достойная племянница своего дядюшки! Фернан был бы тобой доволен. Кстати, почему ты все же не рассказала мне о нем?
На какую-то долю секунды Софи показалось, что ему искренне хочется это узнать, но она не поверила себе. Он просто забавляется...
— Что бы я ни сказала, тебе это безразлично, — грустно проговорила она. — Ты не понимаешь...
— Куда уж мне, — с деланным смирением кивнул Ив. — Кажется, существует лишь один язык, который мы оба понимаем хорошо, не так ли?
И, прежде чем Софи смогла его остановить, он прижал ее к стене и, не отпуская рук, впился в ее губы таким грубым и яростным поцелуем, что ее обожгло, словно огнем. Задохнувшись от стыда, она ощутила, что вопреки собственной воле отвечает на этот поцелуй, отдавая ему губы, поцелуй, чувства, всю себя, без малейшей попытки оказать хоть какое-то подобие сопротивления.
Она была так уязвлена этим, так стыдилась саму себя, что, как только он выпустил ее, крикнула:
— Я тебя ненавижу! Ненавижу! Не желаю тебя видеть! Никогда!
Однако говорила она, обращаясь в пустоту. Ив уже выскочил за дверь и захлопнул ее за собой.
Он стремительно шагал по улице, сам не зная куда, не в силах поверить в то, что только что натворил. Прежде он никогда не вел себя с женщинами так грубо, так по-хамски. Ему даже в голову не приходило, что он вообще способен так поступить, причем вполне осознанно, преднамеренно. Его страсть была так сильна, так неодолима, почти неподвластна разуму, что ради удовлетворения ее ему пришлось разыграть гнев, которого он вовсе и не испытывал.