Влюбиться в снегурочку
Шрифт:
Его руки, я чувствую его руки. Они гладят меня по лицу и волосам. И запах. Разве может сниться запах? Глубоко вдыхаю и открываю глаза.
— Привет.
ГЛАВА 14
Олег
— Привет.
Сегодня девочка другая. Такая трогательная, растерянная, домашняя, сонная, теплая. Моргает пушистыми ресницами, рассматривая меня. Хочется забраться к ней под одеяло и потискать немного, добраться до ее чувствительных мест и…
— Привет, — отвечает она. — Который
— Уже вечер, я немного задержался. Как ты себя чувствуешь?
— Уже хорошо.
— Тогда пошли ужинать. Надеюсь, ты любишь паназиатскую кухню?
— Я никогда ее не ела, — шепотом признается девочка и отводит глаза, будто ей стыдно.
— Тогда пошли, накормлю. Тебе понравится, — протягиваю ей руку.
— Сейчас… Я приведу себя в порядок, — тараторит Агния.
— Ты и так прекрасна, пошли, — сам беру ее за руку и тяну за собой. Не сопротивляется, идет.
– Итак. Еда в пакетах. Накроем в гостиной? — спрашиваю, приводя Агнию на кухню. Кивает, пытаясь поправить волосы. А мне она нравится вот такая — немного растрёпанная, словно у себя дома. Хочу, чтобы мой дом стал нашим. — Тогда бери тарелки и приборы, — указываю на шкаф, доставая еду из контейнеров.
Мы накрываем на низкий журнальный столик рядом с креслами.
— Пахнет и выглядит вкусно, — говорит Агния, когда мы садимся за стол.
— Все просто, паназия — это сборник азиатской кухни. — Пряно, немного остро, но вкусно, — я умалчиваю, что эта кухня за счет специй и остроты обостряет чувства и возбуждает. — Рыба в карри и кокосовом молоке, пряная утка в медовом соусе с рисовой лапшой, острые креветки с базиликом и овощи со специями. Пробуй, — нанизываю на вилку креветку и протягиваю девочке. Она пытается взять вилку, но я не позволяю. — Ешь из моих рук, — девочка замирает на секунды, облизывает губы и все-таки съедает креветку. — Умница. Я порекомендовал бы запивать это все вином, но не сегодня.
— Не уверена, что вообще еще хоть когда-нибудь прикоснусь к алкоголю, — морщится Агния.
— В следующий раз ты просто будешь принимать алкоголь только из моих рук, — уверенно произношу я, принимаясь за еду. Агния вздыхает, съедает немного рыбы и овощей, вновь избегая моего взгляда. Все-таки есть своя прелесть в невинности. — Как тебе?
— Это, и правда, очень вкусно и необычно. Раньше не любила слишком острую еду, но здесь все гармонично сочетается.
— Рад тебя удивлять. Это приятно.
Она смущенно улыбается, и мне это приносит удовольствие. Оказывается, в кайф отдавать все женщине. Особенно такой неискушенной. Она даже ест соблазнительно, сама не подозревая, что делает со мной.
— Может вы… — запинается, забываясь, что мы перешли на «ты». В нашем мире, где модно панибратство, подобная воспитанность — тоже редкость. И где же выращивают таких замечательных девочек? И какой судьбой она досталась мне? Кого благодарить за это чудо? — Ты… — поправляется Агния. — Может, ты уже расскажешь, что я вчера творила?
— Ох, Агния, — усмехаюсь я, закатывая глаза, держа интригу. Мне чертовски нравится, как она смущается, краснеет и кусает губы. — Обязательно расскажу и даже покажу, но только после того, как ты мне все расскажешь о себе, — по смене настроения, вижу, что тема ей неприятна. Но меня это не остановит.
— Что ты хочешь знать?
— Все. Все, что тебя беспокоит и тяготит.
Агния мнется, рассматривая еду, не спеша делится со мной сокровенным:
— Вы не обязаны меня защищать.
— Не обязан, но я так хочу. Я, можно сказать, должен это сделать. И ты опять перешла на «вы». Чтоб больше не слышал этого! — наигранно строго говорю я, заставляя девочку улыбнуться.
— Но… — сглатывает. — Я не хочу грузить вас своими проблемами.
— Если я имею намерения на женщину, ее проблемы становятся моими. Я не хотел бы, чтобы меня имел какой-то ублюдок, — немного агрессивно выдаю я. Да, я давлю на нее и буквально ставлю перед фактом, но мне важно вытянуть эту информацию. Агния закрывает глаза и глубоко вздыхает.
— Ты одновременно обозначал свое отношение ко мне и надавил. Очень плохо, если это мне нравится?
— Очень хорошо, — усмехаюсь. — Давай, моя Снегурочка, рассказывай.
Она пытается спрятать улыбку и есть утку, запивая соком.
— Ладно, ты права, все разговоры после ужина.
— Как хорошо, когда тебя понимают без слов, — щурит хитрые глазки.
— Ох, Агния Александровна, вы заигрываете со мной?
— Может быть, — ест лапшу, медленно втягивая ее в рот, смотря мне в глаза. Ух ты, даже так!
— Ну нет, моя хорошая, от разговора ты не уйдешь. Кушай.
Агния убирает со стола, а я делаю нам капучино.
— Оставь посуду, позже вымоем. Бери кофе, — вручаю ей большую чашку с пенкой. — Пошли.
Вновь садимся в кресла, я отпиваю глоток кофе и откидываюсь в кресле. А девочка молчит, глядя в окно на начинающийся мелкий снег.
— Агния! — поторапливаю ее.
— Так сложилось, что Паша единственный мне родной человек. Не будет его — я останусь совсем одна со своими комплексами и проблемами. Паша не очень хороший, мягко говоря, но я его не выбирала. Он сын моего отчима. Наши родители сошлись, и нам приходилось существовать вместе. Мы всегда не ладили. Точнее, я старалась избегать его, насколько это вообще позволяло совместное проживание, а он особо не интересовался мной и всегда относился пренебрежительно как к чему-то мешающемуся под ногами. Жаловаться было бесполезно, мама не слышала меня, да и особых поводов не было. А исходящее от него пренебрежение с легкой ненавистью объяснить я не могла. Несмотря на то, что мы с отчимом прожили много лет, я не особо к нему прониклась. Но мы как-то существовали в маленьком городке за сотни километров отсюда. Чуть больше года назад наши родители погибли, — Агния делает паузу и отворачивается к окну, где снег усиливается, и крупные хлопья накрывают ковром наш двор.
— Все банально до ужаса: водитель такси не справился с управлением и спровоцировал аварию на оживленной трассе. Отчим погиб на месте, мама — через две недели в реанимации, так и не приходя в себя. А самое нелепое, что таксист отделался сломанной ногой, сотрясением и испугом…
Задерживаю дыхание, внимательно изучая ее эмоции. Мои родители тоже погибли, когда мне было двадцать пять. И вроде здоровый мужик, самостоятельный, но все равно осиротел. Из жизни пропало тело, поддержка и ощущение, что у тебя всегда есть место, где ждут, любят и поймут. Но я мужчина, а она маленькая девочка, которую всю жизнь нужно любить и беречь.