Влюблен по чужому желанию
Шрифт:
– А что? – как можно безразличнее отозвалась я, хотя хранить секреты от подруги было бесполезно – в отличие от одноклассников, она-то видела меня насквозь.
Ленка почему-то не стала возмущаться тем, что я прикидываюсь, будто ничего не произошло, а покорно перечислила смутившие ее детали:
– Убежала красная, растрепанная, глаза как у собаки из сказки «Огниво».
– Какие-какие глаза? – я никак не могла начать нормально соображать.
– Как блюдца, – пояснила Ленка. – Давай, колись, что случилось? Поссорились?
– Если бы!
– Тогда, значит, помирились?
Я
– Сейчас мы с вами поднимемся на холм Петршин, – объявила Петра.
– В вашу честь назвали? – схохмил кто-то из парней.
Экскурсовод не отреагировала на шутку: то ли не поняла до конца, то ли решила быть выше фамильярности.
– Туда ходит фуникулер, – продолжала она. – Но всей группой вы туда не поместитесь, а подниматься по частям долго…
– Никаких «по частям», – решительно поставила Ирина Владимировна. – Не хватало еще кому-нибудь отстать, потеряться… Идем пешком.
Карабкаться вверх сразу после обеда было явно не лучшим решением – очень скоро всем стало не до шуток, и в первую очередь самой Ирише. К ее чести, надо отметить, что она старалась не подавать вида, сосредоточенно шагала по ступенькам и еще успевала подгонять отстающих. В итоге мы растянулись длинным хвостом, хотя Петра на ходу умудрялась проводить экскурсию:
– На холме Петршин располагается целых восемь парков, а также множество исторических памятников.
Так вот что за холм я видела с колокольни собора Святого Микулаша – почему-то мне больше нравилось называть его именно так.
– Мы так до самого верха будем скакать? – пропыхтел Цветков, через слово переводя дыхание.
– Куда так торопимся? – пожаловалась Слепцова. – Давайте передохнем!
Я была с ними согласна – ноги неприятно гудели, да и холода я больше не замечала. Наоборот, возникло сильное желание снять шапку, но я понимала, что делать этого нельзя: не хватало еще простудиться.
– Хорошо, – сдалась Петра. – Правда, мы почти пришли, видите, вон башня!
За деревьями и правда давно уже мелькала некая металлическая конструкция.
– Эйфелева? – сострил Цветков, но гид неожиданно подтвердила:
– Почти угадал, она является уменьшенной копией Эйфеловой башни в Париже.
– Что-то не очень похожа, – с сомнением протянула Катька.
– А ты настоящую видела? – поинтересовался Цветков.
– Да, – с достоинством ответила та. – Мы летом с родителями в Париж ездили.
– Ты уж определись, куда вы ездили: в Испанию или во Францию!
Слепцова вздернула подбородок:
– Твое убогое мышление даже не позволяет предположить, что за лето можно совершить более чем одну заграничную поездку!
Как ни неприятна мне была Катька в целом и в данный момент в частности, я не могла в очередной раз не восхититься ее виртуозным умением выдавать такие перлы в обыкновенном разговоре.
– Если ты такая крутая, зачем с нами, плебеями, в Прагу потащилась? – не остался в долгу Цветков. – Тебе же, наверное, отели только пятизвездочные подавай и экскурсии индивидуальные?
Продолжения увлекательная беседа не получила – Петра повысила голос:
– Перед подъемом на башню мы немного передохнем и…
– Что? – ужаснулся кто-то. – Мы еще и на башню полезем?
– А как же иначе? – удивилась гид. – Ведь с ее смотровой площадки открываются удивительные виды, только оттуда целиком видно собор Святого Вита…
– Спасибо, насмотрелись уже!
– Пешком?
– А может, ну его…
– … и посетим зеркальный лабиринт, – как ни в чем не бывало закончила Петра.
Все недовольные мигом умолкли: зеркальный лабиринт – это звучало очень круто! Мы даже на время забыли о предстоящем после подъеме на башню.
Пока мы совершали зимнюю пробежку по холму, начало смеркаться – наступили ранние морозные сумерки. Сквозь подступающую темноту мы успели разглядеть, что лабиринт располагается в здании, отдаленно напоминающем средневековый замок с окружающим его рвом и подвесным мостом.
У входа Петра вдруг застопорилась:
– Темнеет уже… может, сначала все же на башню поднимемся? А то потом ничего не увидим…
– Нет, нет, пойдемте в лабиринт! – вопреки здравому смыслу завопили все.
И гид с классной сдались: мы подождали, когда Петра купит билеты, и гуськом направились к «мосту».
– «Зеркадлове блудице», – по слогам прочитал висевшую у входа вывеску Цветков, и все привычно покатились со смеху.
– Зркадловэ блудиштэ, – устало поправила его Петра.
В ее исполнении это прозвучало еще смешнее, но я даже не улыбнулась. Всю дорогу от кафе я не могла отделаться от странного чувства – как будто я одновременно была и здесь, и не здесь, витала где-то в своем мире, куда больше никому нет доступа. Усилием воли я заставляла себя встряхнуться, убеждала, что я в Праге, надо сосредоточиться и получше все запомнить, а то пропущу сейчас, прослушаю, а потом и вспомнить будет нечего… Не о том же бережно хранить воспоминания, как я с Женькой ругалась!
Стоп. Вот все и выяснилось. Произошло то, чего я опасалась, – дурацкие переживания портят мне поездку и мешают наслаждаться Прагой! После выхода из кафе я старалась в Женькину сторону не смотреть, но все равно против воли чувствовала его присутствие. Или мне просто так казалось, ведь стоило мне невзначай обернуться, выяснялось, что он и не думал смотреть в мою сторону, наоборот – весьма продуктивно и весело проводил время, общаясь с одноклассниками – заметьте, моими одноклассниками!
Я вдруг почувствовала детскую обиду – он запросто общается с теми, с кем я проучилась почти десять лет, а на меня обращает ноль внимания. Конечно, я кривила душой: раз поцеловал, значит, все-таки обратил… Но странное дело – этот поцелуй меня скорее оскорбил, чем обрадовал. Словно Женька случайно услышал, что он мне нравится, вот и решил, так сказать, совершить благотворительный жест. И эта его жалость обижала гораздо хуже банального невнимания…