Влюбленная герцогиня
Шрифт:
Он наклонился, и Джина затаила дыхание. Но Кэм не мешкая прижал ее к себе и поцеловал. В этом поцелуе не было почтительности, не было нежного прикосновения к губам, приятного, доставляющего удовольствие и вполне приемлемого. Его поцелуй оказался неистовым, влажным, требовательным. Джина открыла рот, чтобы запротестовать, и он тут же нагло взял то, что ему предлагали.
Она лишь потрясенно молчала, чувствуя, как его руки гладят ее обнаженную спину и опускаются к талии. Она даже не заметила, когда сама обняла
Но ведь ее целует не Себастьян, а муж, для которого не имеет никакого значения их недопустимо длительный поцелуй. Он лишь еще крепче прижал ее к своей твердой груди, так что темно-голубой шелк платья не мог защитить ее от нежданных ощущений.
Кэм приветствовал ее объятие удовлетворенным вздохом, а она все теснее приникала к нему, страстно желая вобрать в себя то, что пульсировало между ними. Он вдруг простонал и отстранился.
Сердце готово было выпрыгнуть у нее из груди. Джина открыла глаза.
— Бог мой! — хрипло произнес он. — Твои глаза были такими же зелеными, когда я женился на тебе?
Но в следующий момент он, видимо, забыл, что хотел сказать. Ее губы от поцелуев были малиновыми, желанными. Он похитил свою личную собственность. Кэм зачарованно смотрел, как она провела языком по нижней губе.
— Я тебя попробовала. Ты изумительный на вкус, — прошептала она, склонившись к нему.
Он опять безжалостно припал к ее рту, словно жаждущий в пустыне к источнику, но все же отпустил ее, когда Джина откинула голову.
— Мне совсем не нравятся влажные поцелуи, — заявила она, продолжая обнимать его за шею.
Зеленые глаза потемнели, сейчас они были под цвет пихты.
— Нет? — спросил он и нагло облизнул ее губы, соблазнительные сверх всякой меры. — А я думаю, нравятся.
Она попыталась ответить, но смогла только перевести дух.
— Ты что-то сказала, жена?
— Ты лижешь мое ухо? — в замешательстве выдавила она.
— Угу. Как видишь, мне нравятся влажные поцелуи, — сказал он, проводя языком по лебединому изгибу ее шеи. — Влажные, — повторил герцог, прокладывая дорожку по ее мокрой щеке к открытому рту.
Никаких замечаний по поводу влажных поцелуев больше не последовало. Удовольствие опалило его чресла, когда язык Джины так невинно — и так пылко — встретился с его языком. Оно бушевало у него в груди, когда она с трепетом ответила на прикосновение его напряженных бедер, а потом едва ощутимо снова и снова прижималась к его телу. Все это говорило о невинности и о страстном желании.
Но что-то беспокоило Кэма. Назойливый, раздражающий голос не переставал твердить ему: «Она твоя жена, она твоя жена».
— Ты моя жена, — вслух повторил он.
Джина не слушала. Так вот почему вспыхивали глаза Эсмы, когда та смотрела на руку Берни. Проводя ладонями по груди Кэма, она тоже чувствовала под тонким полотном рубашки твердость и пьянящую силу его мышц.
Кэм вдруг осознал, что сказанное им вслух — правда.
— О Господи! Ты моя жена. — Он моментально отдернул руки, будто прикоснулся к раскаленному железу, и сухо заметил: — Это не самый удачный способ ведения нашего развода.
Она улыбнулась:
— Я нахожу его очень приятным. В конце концов, никакого вреда от поцелуев нет. Они же не… не…
— Половое сношение, — подсказал Кэм.
Вспыхнувший на ее щеках румянец не могли бы передать никакие масляные краски. Такой полупрозрачный розовый оттенок Кэм видел только на перламутровой стороне большой раковины. Но Джина сохранила хладнокровие.
— Поцелуй всего лишь поцелуй. Мне это понравилось. — Вскинув голову, она вызывающе посмотрела на супруга. — Я целовалась и с другими мужчинами. Целовалась много раз с Себастьяном. Все-таки я замужняя женщина.
— И твой муж — я! — рявкнул Кэм. Мысль, что Боннинггон целовал Джину, привела его в ярость.
— Тем более! — парировала она и, сделав несколько шагов по направлению к дому, оглянулась.
Кэм неподвижно стоял на дорожке, освещенный луной, с непроницаемым выражением черных глаз.
— Мне холодно, — заявила Джина.
Он провел рукой по волосам и наконец тронулся с места.
— Больше никаких поцелуев. — Его тон был угрожающе спокойным.
Она заправила за ухо влажный локон, и хотя пальцы у нее дрожали, голос остался твердым. Она не покажет ему свою реакцию.
— Это был всего лишь поцелуй, — нетерпеливо сказала она. — И тот факт, что мы с тобой женаты, не делает его ничем иным, кроме поцелуя.
Его глаза сардонически блеснули, он легким прикосновением руки остановил ее и тихо напомнил:
— Влажный поцелуй, Джина.
Она промолчала, тут же утеряв свою мнимую искушенность. Кэм наклонился и с нарочитой медлительностью провел языком по ее прекрасным, малиновым губам, которые чуть-чуть приоткрылись. Он сразу воспользовался приглашением, а когда наконец поднял голову, сердце у него стучало в бешеном ритме.
— Больше никаких поцелуев, — хрипло повторил он.
Взглянув на мужа, она молча кивнула. Теперь Джина уже не выглядела безразличной.
Они вместе прошли через темный салон, и Кэм мысленно готовил себя к неправдоподобной лжи. Никаких больше поцелуев: это все равно, как если бы его отец пообещал не мошенничать.
Он бы перестал целовать свою жену… в тот же момент, как только она перестанет быть его женой. В конце концов, поцелуй — это всего лишь поцелуй, она сама так сказала.
С великим трудом, но он все же сумел удержаться от того, чтобы пригвоздить жену к стене коридора и впиться в ее губы.