Влюбленная герцогиня
Шрифт:
Она уже потеряла свое хладнокровие, даже не обратила внимания, что один спиральный локон выбился из сложной прически и теперь подпрыгивал на шее. Кэм подумывал о том, чтобы поцеловать эту шею.
— Давай удалимся в библиотеку и спокойно все обсудим, — вкрадчиво предложил он.
— Не знаю, понимаешь ли ты сам, что делаешь, — процедила Джина, стараясь игнорировать кривую улыбку мужа, которая лишала ее благоразумия. — Мы разводимся. Мы аннулируем наш брак. Наш брак заканчивается. Наш брак…
— Согласен, — прервал ее Кэм.
— Тогда
Когда Джина чувствовала неуверенность, она тут же являла собой образец герцогини. Ее вопрос прозвучал, словно королевская декларация. Ее взгляд никогда еще не был столь властным, а тон настолько выдержанным. Сейчас Кэму больше всего хотелось вытряхнуть из нее это хладнокровие, чтобы она стала опять той импульсивной, визжавшей девочкой, которую он когда-то оставил в лесу.
— Я не ухаживаю за тобой, — с напускной снисходительностью произнес он. — Я тебя соблазняю, Джина. Тут есть разница.
Пока оба молчали, оркестр перестал играть, и танец закончился.
— Соблазнение глупо и бессмысленно, учитывая твое желание избавиться от меня, — задумчиво сказала она. — Фактически можно сказать, что оно противоречит твоему желанию.
Кэм поднял брови.
— Я не хочу избавляться от тебя. А если ты сомневаешься в моем желании, я с величайшим удовольствием готов это доказать.
Она саркастически усмехнулась, но тут, поймав заинтересованный взгляд леди Троубридж, вспомнила о более важном предмете.
— И как я должна расценить твои слова о том, что ты не хочешь избавиться от меня? Ведь мы даже не состоим в настоящем браке.
— Ты сама просила меня о разводе. А мне нравится, когда ты рядом… например, я люблю читать твои письма.
— Иметь жену ты не хочешь, я тебе нужна только в качестве, корреспондента. — Джина слегка покраснела. — Соблазнение не заставит меня писать тебе письма. Ты не хочешь, чтобы я была твоей женой, Кэм.
— Только потому, что я не создан для брака. Но еще важнее тот факт, что именно ты не хочешь меня в качестве мужа. Я был бы счастлив оставить все как есть, внеся лишь несколько изменений в наше соглашение…
«О чем ты говоришь?» — поразившись сказанному, он по обычаю всех мужчин сразу пошел на попятный:
— Я считаю наше соглашение довольно тягостным.
— Кэм, ты говорил не об этом. Ты собирался внести какие-то изменения… в сущности, мне показалось, ты предлагаешь, чтобы мы остановили бракоразводный процесс.
«Черт возьми! Неужели я действительно сказал это? Конечно, нет!» Его взгляд скользнул по гладким, изящным плечам жены, по ее длинной шее. Да, он это сказал.
— Итак? — Голос резкий, как у шекспировской героини.
— Незачем торжествовать по этому поводу, — ответил Кэм, пытаясь смягчить тон. — Если ты передумала и решила не выходить за своего замороженного маркиза, я буду рад оставить все как есть. Никто бы не смог пожаловаться на работу, которую ты проделала в Гертоне.
Щеки у нее пошли красными пятнами.
— О, в самом деле? Как мило, правда? Я могу превратиться из жены-невидимки, которая не создает никаких проблем, в жену-невидимку, которая не создает никаких проблем, к тому же продолжая нести тяжелейший груз. Блестящая перспектива! Значит, я должна оставить человека, который любит меня и хочет иметь от меня детей. Поменяв его на человека, который восхищается моими письмами и деловыми качествами?
— Я только предложил, — с громадным облегчением сказал Кэм. Наверняка оно было написано на его лице.
— Мне хотелось бы знать, что ты имел в виду под изменениями? — Он промолчал, и она больно ткнула его под ребро. — Кэм!
— Я говорил о постели. — Он даже не потрудился взглянуть, нет ли кого рядом. — Если мы останемся женатыми, то будем делить постель, я так думаю. По крайней мере когда я в Англии.
— Еще лучше! — воскликнула она, пытаясь не обращать внимания на голосок внутри, предательски одобрявший идею мужа. — То есть я превращаюсь в жену, которая управляет поместьем и одна растит детей, пока ее муж развлекается за границей.
— Ну, мы бы могли получить массу удовольствия, пока я не уехал. И я буду приезжать. — Он даже не прикасался к ней, а она чувствовала себя так, словно он ласкает ее.
Джина открыла рот, чтобы хоть что-то сказать. Но что?
Совсем рядом послышалось осторожное покашливание. Маркиз Боннингтон слегка поклонился Кэму.
— Вечер испорчен неприятным инцидентом, — холодно сказал он. — Я предлагаю собраться в библиотеке и порепетировать наши роли в «Много шума из ничего». Леди Троубридж сообщила, что представление состоится послезавтра и она уже пригласила массу гостей.
— Она же обещала, что это будет просто скетч для узкого круга! — воскликнула Джина.
— Видимо, она решила иначе. Кэм усмехнулся:
— Надеюсь, она не рассчитывает, что мы обладаем такими же драматическими способностями, как лорд и леди Перуинкл.
— Чем меньше упоминать об этой постыдной сцене, тем лучше, — заметил Себастьян.
— Полностью с вами согласен.
У Джины возникло подозрение, что Кэм просто смеется над ее женихом.
— Тогда пошли. Если уж нам предстоит выглядеть дураками, имеет смысл заранее попрактиковаться.
— Вот что значит сила духа, — одобрил Кэм и, повернувшись, огляделся. — Где, о где прекрасная Офелия? — Маркиз нахмурился, и он пояснил: — Это из «Гамлета», другой пьесы Шекспира. Я обращаюсь к более чем прекрасной Эсме.
— У Шекспира эта строчка звучит как «Где прекрасное величие Дании?» — высокомерно процедил Себастьян, направляясь к библиотеке. — Начнем с первого акта? — Если бы это произнес менее достойный человек, его слова приняли бы за лай.
— Именно так, — жизнерадостно ответил Кэм, хватая руку жены, но маркиз не отпустил ее. — Может, позволите Беатриче и Бенедикту присесть?