Влюбленные антиподы
Шрифт:
Кузьма, к счастью, не стал настаивать на извинениях. Сделал вид, что так и было… И я пошла вперед, будто каждый день летала на самолёте. Наверное, летай я часто — или хотя бы во второй раз — сердце так бы не колотилось при сканировании меня самой и почти что моего рюкзака. У меня нет в багаже ничего запрещённого, так почему же тело проверяет на стойкость перспирант? Жидкости с собой нет, и скоро ее не останется даже в организме…
— Куда ты летишь?
Ах, какой замечательный русский язык! Я никуда пока не летела, стояла как вкопанная на том месте, где Кузьма
— Пошли по кофе и тортику возьмём. Нам час лететь, а кофе в самолёте говно. Даже не денег на него жалко, а свои вкусовые рецепторы.
Мне жалко было его денег. И себя, за то, что не взяла кредит на отпуск. Как-нибудь потом бы выкрутилась, а сейчас… Мама взяла и перевела мне на карту непонятно откуда взявшиеся деньги, не предупредив заранее. Типа, нельзя ехать без копейки, даже если…
А если "не если", то как не подавиться круассаном, стоимость которого равносильна моей зарплате за смену? И это только начало этих десяти дней… Как перестать переводить суммы в плоскость своих доходов? Как заставить смотреть на цены с колокольни Кузьмы — это не рубли, это копейки. Для него это сущие копейки. Как… сделать так, чтобы крошки не застревали в горле?
— Прости!
Кузьма шарахнул меня по спине довольно чувствительно, но это действительно помогло. Подзатыльник, наверное, привёл бы в порядок мозг, если у моей головы еще оставались хоть какие-то шансы на здравомыслие. Но вместо подзатыльника Кузьма протянул мне кофе. Горький, потому что я сразу не положила сахар, а потом испугалась, что обольюсь.
Чего я испугалась следующим пунктом? Взлёта? Вот и посадку объявили. Нет, наверное, все же я боялась окончательно стать в глазах Кузьмы дурой.
Глава 10 "Самолет"
Кузьма отдал мне место у окна, хотя буковка А значилась на его посадочном талоне.
— Скажи честно, немного страшно, да? — не унимался он, заглядывая через блестящие от его близости глаза прямо мне в душу, в которой он успел устроить ужасный беспорядок.
— Нет, — не лгала я.
Страх так и не появился, а волнение легко списывалось на чужое худи, которое касалось моего плеча, а потом Кузьма поступил и вовсе неосмотрительно, скомкав его на коленях, и теперь я, даже через плотную ткань кофты, чувствовала горячую кожу его предплечья.
Зачем он разделся и сидит так близко? Что он не видел в окне? Аэропорт "Пулково"? Отсесть мне было некуда — Кузьма упирался локтем в разделительный подлокотник. И ничего не скажешь — он ведь просто сидит вот так, без всякой задней мысли, и не замечает свою коленку на моем бедре, а у меня в животе круассан давно попал в водоворот из кофе, а нам еще только взлетать…
— Пожалуйста, поднимите до конца шторку иллюминатора, — попросила вдруг стюардесса, и я, бросившись исполнять просьбу, жутко больно шарахнула пальцами по пластику.
Шторка никак не поддавалась. Или трясущиеся пальцы совсем перестали меня слушаться. Кузьма пришёл на помощь, но и у него ничего не получилось.
— Она застряла, — оправдал он свои безуспешные попытки подготовить самолет к взлету.
— А вы покачайте шторку, — нисколько не смутившись, попросила стюардесса на прекрасном русском.
Ну да, если имя капитана корабля было чисто прибалтийским, то стюардессы носили чисто русские имена, хотя именно эта начала разговор с нами по-английски.
— Да сами качайте! — разозлился под конец Кузьма. — Она у вас застряла намертво.
Стюардесса махнула рукой и пошла по проходу дальше.
— Сколько бы они не лезли в Европу, советское наследие утянет вниз, — усмехнулся Кузьма, еще сильнее прижимаясь ко мне плечом. — Надо было лететь из Хельсинки финнами.
Он делает это специально, следя за моей реакцией? Или ему реально не хватает в эконом-классе места? Но он же до жути худой. Футболка складками лежит на животе…
Я не должна его рассматривать. Тем более живот… И потому уставилась в карту безопасности, найденную в кармашке кресла. Почему же сразу я не сообразила, что можно взять ее в руки и совершенно законно оттолкнуть соседа локтем? Но, сделав это, я тут же почувствовала безумное разочарование: Кузьма совершенно спокойно сдвинул колени и сместился к центру своего кресла.
— Даш, да не нервничай ты так. Все будет хорошо. Второй самолет ты даже не заметишь. Давай ты лучше почитаешь журнал? Как у тебя с английским?
— Как у всех. По переводу пять, а говорить не могу, — почти что не пошутила я.
— Ну вот, сиди и читай…
Но я смотрела в проход на стюардессу, демонстрирующую правила техники безопасности. Нет, не на нее — краем глаза я продолжала ловить кончик большого носа Кузьмы.
— Даш, ну хватит! — Кузьма вытащил журнал и чуть ли не дал мне им по сцепленным рукам. — Давай отвлекись уже на журнал. У меня слишком много планов на этот отпуск, чтобы разбиться, не начав его!
Самолет уже начал движение, и я стала смотреть в окно. Но вовсе не потому, что меня заинтересовала движущаяся картинка. Так можно было не смотреть на Кузьму, чьё дыхание я чувствовала у самого уха. Шея аж занемела, но я не смела повернуть голову в его сторону — ну почему он не может сидеть в своем кресле ровно!
— Кузьма, я не боюсь самолета. Я ничего не боюсь. Это ты меня накручиваешь зачем-то…
— Я? — он отпрянул, и я смогла повернуться от окна к нему. Он действительно выглядел растерянным. — Блин, я пытаюсь тебя поддержать…
— А я просила тебя об этом? — выдала я с неприкрытой злостью, зная, что лучшей защиты, чем нападение, пока не придумано.
— Как знаешь, — и он сам начал смотреть в окно, только в противоположное.
Я не боялась взлетать. Сердце колотилось от другого. От него. От его дурацкого внимания к моей персоне. Я не просила его брать надо мной шефство. Я не маленький ребенок! Что мне сделать, чтобы Кузьма перестал видеть во мне девочку, плетущую косички? Сейчас мои волосы были стянуты в хвост, конский, и не мешали мне откинуться на подголовник. Мешали мне кружившие голову мысли. Но чтобы хоть как-то заинтересовать Кузьму, надо выбить из его башки образ столетней давности! Но как, как это сделать?