Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник)

Милн Алан Александр

– Я думал про это в постели вчера вечером, только довольно трудно не запутаться. А по-моему смешно.

– Очень.

– Тогда я пойду в школу. До свидания, дорогой сэр.

– До свидания, дорогой негодник.

Это были последние слова, которые сказал ему Иврард, и это был последний раз, когда он видел сына живым. Ступая с тротуара на мостовую, Джонатан обернулся помахать на случай, если кто-то смотрит ему вслед, и его сбила машина, – еще одна естественная смерть в наши – ах, какие деловые, ах, какие цивилизованные! – времена.

В матери Джонатана было мало материнского, поэтому Джонатан

мало для нее значил. Девочкой Сесилию никогда не тянуло к детским коляскам, девушкой она детей скорее не любила. Она обладала способностью оправдывать в собственных глазах любые свои поступки и теперь пребывала в уверенности, что все матери балуют детей и что ее долг прятать огромную любовь, которую она, разумеется, питает к своему единственному ребенку. Когда Джонатан станет взрослым молодым человеком, они будут лучшими друзьями и все станут принимать их за брата и сестру, поскольку она приложит огромные усилия, чтобы сохранить молодость и красоту. Она даже сумела внушить себе, что как раз ради Джонатана столько часов в неделю тратит теперь на «сохранение красоты». А когда Джонатан женится, она и его жене будет как красивая старшая сестра. Как раз в эту пору многие матери терпят крах, и как раз в эту пору она будет лучшей матерью на свете. Тем самым, говорила она себе, она уже лучшая мать на свете.

Иврард так не думал. Он думал, что она худшая мать из всех, кого он встречал. Отчасти он на это обижался, а отчасти этому радовался, поскольку Джонатан тем полнее принадлежал ему одному. Он был очень влюблен в нее, когда на ней женился, и она как будто была влюблена в него, но после рождения Джонатана она утратила интерес к тому, что, по обыкновению, называла «все это». Разумеется, она все еще его любила и была готова быть такой же преданной сестрой ему, какой позднее собиралась стать Джонатану и его жене. От какой жены или матери, спрашивала она себя, можно требовать большего? И хотя Иврард иногда желал, чтобы она решила наконец, кем из двух хочет быть, если уж не может быть обеими, он тем не менее был искренне к ней привязан, она все еще его привлекала, а потому – раз у него оставались Джонатан и Чентерс – был необычайно счастливым человеком.

Но как многие счастливые люди, он иногда лежал ночью без сна, воображая, что с ним случилась беда. Случится могла лишь одна настоящая беда: он может потерять сына. Воображая это, он знал, что вместе с Джонатаном исчезнет и Сесилия, ибо они будут не способны утешить друг друга. Как бы ни было ей жаль, ей будет жаль только мужа, потому что он несчастен, а сам он станет негодовать на то, что она не несчастна сама по себе. Понемногу она возненавидит его несчастья и его горе, она ведь будет считать, что муж утратил только сына, жена же у него остается, но будет знать, что любые ее слова или утешения окажутся бесполезными и неверными. И он будет знать, что никогда не сможет поговорить с ней о Джонатане. Он будет говорить о ребенке с чужими или с той, кто его, Иврарда, любит, но не с той, кто знала мальчика и должна была любить, но не любила…

В точности так и вышло. Возможно, с тем большей непреложностью, что он был готов к тому, что выйдет именно так. Через полгода они развелись, и Иврарда уже не ждало «большое будущее». Через полтора года он женился снова. Дженет умела утешать, была любящей,

понимающей и очень милой. И вместе с сыном умерла в тот день, когда тот родился. Счастливый человек, каким сэр Иврард был когда-то, казался бесконечно далеким.

В пятьдесят он женился в третий раз. Чентерс все еще нуждался в своем Джонатане. Но нынешняя леди Хейл как будто предпочитала младенцам мужчин и мужчин молодых – мужчинам старым. Теперь он знал, что если она когда-нибудь родит, то ребенок будет зачат случайно – и скорее всего не им.

Сегодня он сидел на террасе в Чентерсе и ждал гостей. Он смотрел на чудесные лесистые «бугорки» своего чудесного уголка земли, которая на самом деле была круглой, и думал, как это случалось с ним часто, о будущем сыне Хлои, которого звали бы Джонатан.

2

Зазвонил телефон.

– Миссис Клейверинг, – сообщила Эллен.

– Попроси ее подняться, – сказала Хлоя, стоя у туалетного столика.

После необычайно долгой паузы появилась Китти.

– Доброе утро, Эллен. Прекрасный день. Добрый день, дорогая, можно войти, или ты поправляешь накладную грудь?

– Природа и так хорошо обо мне позаботилась. Входи, голубушка.

– У меня когда-то была пневматическая, – начала Китти, входя в спальню. – Однажды в некий романтический момент один молодой человек, забыла, как его звали, сорвал и приколол к моей груди розу. Последовал громкий хлопок, которому я не смогла с ходу подыскать объяснения, и на следующее утро он отплыл в Южную Африку. Ах вот куда ты накладываешь помаду!

Хлоя рассмеялась.

– Ты очень элегантно выглядишь. Где ты взяла это пальто?

– У старого еврея-разносчика. Знаешь, такие иногда приходят к задней двери. Послушай, я прихватила с собой замечательную корзиночку, и ленч мы съедим по пути. Вот почему я так долго поднималась. Только лифт тронулся, я вспомнила, что забыла попросить Мейфилда ее взять, и нажала не на ту кнопку, и лифт пошел прямо в подвал, а поскольку я там никогда не бывала, то решила, что надо немного оглядеться.

– Чудесно, дорогая. Обожаю корзинки для пикника.

– Тогда эту ты будешь боготворить.

Встав, Хлоя уронила с плеч халат.

– Жаль, что фигура у меня не как у тебя. Округлости у меня везде, где надо, но между ними почти нет ничейной земли. Я как-то пыталась прибавить себе шесть дюймов роста. Доставка почтой, заказ – полкроны. Я оформила заказ в почтовом отделении, но больше ничего не произошло. Похоже, в том методика и заключалась.

– Надо потянуться, чтобы достать до самого верхнего ящика? – с интересом спросила Хлоя.

Китти хлопнула ее по руке.

– Не будь дурочкой, дорогая. Что наденешь? Впрочем, не важно. Почему я всегда выгляжу как актриса, а ты – как хорошо одетая женщина?

– Чуток депрессии с утра, милая? Как насчет коктейля? Эллен, коктейли!

Китти испустила вздох облегчения.

– Как долго ты с этим тянула! Я как раз хотела спросить, нельзя ли мне сходить в ванную и напиться из стакана для зубных щеток, только ты могла бы подумать, что это такой – дамский – способ скрыть мои истинные желания.

– Прости, дорогая. Твои истории настолько занимательные, что никак нельзя было втиснуть между ними коктейль.