Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник)

Милн Алан Александр

– И ты тоже. Ты просто чудо.

– Клодия умеет петь?

– Да. У нас одаренная семья.

– Я хочу познакомить ее с Уилсоном Келли. Сможешь привезти ее ко мне на коктейль в пятницу? Мы бы тогда спрятались в ванной или еще где-нибудь и договорились о нашем маленьком вечере, пока он будет рассказывать ей историю своей жизни, как надо играть и все такое. Мило было бы, как по-твоему?

– Замечательно. Ты просто услада для глаз и слуха.

– Думаю, это скорее про рахат-лукум. В пятницу около шести?

– Хорошо.

– И спасибо за приглашение, дорогой, и за твое очаровательное письмо, и я очень рада за рисунок. За ужином мы придумаем еще.

– Благослови тебя Бог. И спасибо, что согласилась, дорогая Хлоя.

– Надо возвращаться к овсу. До свидания, милый.

– До свидания, дорогая.

Положив трубку, он подумал: «Дважды. Я увижу ее дважды». Он попытался вспомнить, что именно писал в «очаровательном» письме.

Клодия, в свою очередь,

и с не меньшей, чем брат, решимостью начала приходить к мысли, что в Лондоне ей было бы комфортнее без семьи. Актрисе, теперь она это понимала, лучше «Жить Собственной Жизнью»: изведывать высоты и глубины чувств, расширять горизонты, чтобы смотреть на мир беспрепятственно, – коротко говоря, не пить поздний чай с Гербертом Поттером под неусыпным надзором подавальщиц в «Экспресс-дейри», но иметь возможность привести его к себе, в уединение собственной квартирки. Мысленно она видела, как они вдвоем сидят перед камином (разумеется, это будет осенью: «первый огонь по осени, я всегда считала, в этом что-то есть»), каждый удобно устроился в своем кресле или (если горизонты случайно расширятся в этом направлении) в одном кресле, бесконечно говоря о великом искусстве. А потом коктейль – она может позволить себе очень дешевый шерри, а он лучше каких-то там болтушек. А потом скромный обед вдвоем, что-нибудь элегантно приготовленное ею на скорую руку в электрокастрюле, – конечно, придется обзавестись электрокастрюлей и научиться на скорую руку элегантно в ней готовить. И возможно, после обеда они пройдут небольшую сцену, экспериментируя с приемами, которые только что обсуждали, сцену, так уж выйдет, из «Ромео и Джульетты». И однажды… кто знает? Однажды окажется, что они пишут вместе пьесу, поскольку благодаря своим особым познаниям в сценическом искусстве будут как нельзя более компетентны. «Древо жизни» Герберта Поттера и Клодии Лэнсинг, и дуэт Поттер и Лэнсинг так же прославится в истории театра, как Бомонт и Флетчер [76] .

76

Франсис Бомонт и Джон Флетчер – английские драматурги XVII века, преемники Шекспира в роли драматургов труппы театров «Глобус» и «Блэкфрайерс».

– Прошу прощения, – сказал Бомонт, дернув под столиком ногой и снова попав Флетчеру по лодыжке.

– Ничего страшного, – отозвался Флетчер.

Но сколь же вольготнее было бы в ее собственной маленькой квартирке.

Герберт Поттер был крупным, лунолицым молодым человеком, с неряшливой щеткой стоящих дыбом волос и очень скошенным подбородком, который тоже учился в Академии драматического искусства. Те, кого он почтил своим доверием, полагали, что с младенческих лет он продавал газеты на улицах Ковентри, что, начав с самых низов, он поднялся до курьера и развозчика на велосипеде с коляской, а после подвизался официантом. Но на протяжении всего этого «ученичества на поприще жизни» его манила сцена. Он неизменно старался отложить со своих скудных заработков достаточно, чтобы позволить себе оплату уроков в Академии и вольность лондонской жизни. Так или иначе, после многих лет борьбы он осуществил свою мечту, и вот он здесь. А потому естественно, что Клодию тянуло к нему, ведь она тоже (как она иногда чувствовала) прошла через – более или менее – те же борения и тяготы ради сходных целей. Хотя, конечно же, работу официанткой следует опустить.

Дора, более скептичная, как и пристало девушке, чей отец производит велосипеды, сказала, что в Ковентри есть очень богатые Поттеры, и вот интересно…

– И в Сток-он-Тренте тоже есть, – отрезала Клодия, – но из этого не следует, что все они в родстве.

– Конечно, нет, дорогая. Просто любопытно…

– Что любопытно?

– Так, ничего, дорогая.

– Я хочу сказать, почему бы этому не быть правдой? Чарлз Лафтон ведь был официантом. А Эдгар Уоллес продавал на улицах газеты. Не понимаю, чем тут интересоваться.

– Меня заинтересовало, кто же ездил на трехколесном велосипеде.

– Прекратить болтовню! – крикнул сердитый голос. – Я не потерплю… Еще раз, мисс Фэйрлайт, пожалуйста.

И любой ответ, какой могла бы придумать Клодия, позабылся к тому времени, когда она освободилась, чтобы его произнести.

Тем днем, как и в другие подходящие дни, в расписании занятий Клодии значилось «Искусство сцены Поттера», с благосклонного позволения «Экспресс-дейри». Еще одним преимуществом маленькой квартирки станет отсутствие многочисленных обедающих, так сказать, не значащихся в списке учащихся, которые вместе с Клодией удостаивались привилегии приобщиться к откровениям. Герберт никогда не стеснялся, как поначалу стеснялась Клодия, громкости своего голоса. Он полагал – и совершенно оправданно, – что главное достоинство актера в том, чтобы его слышали, и если бы он когда-нибудь вознесся до высот «Театра под открытым небом», известного своими постановками шекспировских пьес, его «Тише, сюда идут» разнеслось бы по всем закоулкам Риджент-парка.

– Нам всегда следует помнить, мисс Лэнсинг, – кричал Герберт, – что ценности на сцене весьма субъективны!

Она

попросила бы называть ее Клодия, но полагала, что компания «Экспресс-дейри» и без того достаточно осведомлена о ее жизни.

– Как верно, – отозвалась она. – Именно так.

– Наша цель, как сказал великий Шекспир, поднести зеркало Природе. Так вот, мисс Лэнсинг, когда вы смотрите в зеркало, что вы видите?

– Себя саму, – прошептала Клодия в смутной надежде, что так будет достигнута своего рода средняя величина и уровень громкости в беседе упадет до разумного.

– Простите меня, но нет. Это, – указал он куском намасленной булки, – ваш левый глаз. Но если вы посмотрите в зеркало, он окажется вашим правым глазом. Попробуйте завтра утром, как встанете.

Мысль Герберта, что женщина смотрится в зеркало, только когда встает, показалась Клодии несколько старомодной. Достав из сумочки пудреницу, она припудрила носик. А он продолжал:

– Поэтому, понимаете, если вы хотите, чтобы зрители, которым вы подносите зеркало, считали, что вы такова, какова есть в данный момент, то есть пудрите носик правой рукой, на самом деле вы должны пудрить его левой. Разве не так?

Клодия еле слышно согласилась.

– Вы понимаете, что я имею в виду. То, что они называют «естественной школой игры», представляется неестественным просто потому, что это естественно. Но будь это неестественным, это показалось бы естественным по ту сторону рампы, потому что для вас это было бы неестественным.

Пожилой джентльмен в шести столиках от них печально покачал головой и ушел. Со слухом у него было все в порядке, но умственные способности явно ослабли с возрастом.

– Ирвинг, наверное, был великолепен, – сказала Клодия. – И Кин, и все остальные. Разве вам не хотелось бы увидеть Макбета в исполнении Кина?

Поттер высказался в том смысле, что предпочел бы, чтобы Кин увидел Макбета в его исполнении.

Доев, они медленно пошли к Шафтсбери-авеню, причем Поттер держал ее за локоток и наклонялся кричать ей на ухо. Возле них тормозили такси – то ли в уверенности, что их подозвали, то ли в надежде, что два человека, так тесно прижавшиеся друг к другу, скорее всего ищут большего уединения. Они надолго застревали на островках для пешеходов, где Поттер, все еще держа ее за локоть одной рукой, другой рисовал широкие шекспировские горизонты. И все это время Клодия говорила «Да, так ведь?» и «Я так с вами согласна», пока наконец они не подошли к остановке автобуса 14-го маршрута. Тогда, едва ее спутник ослабил хватку, чтобы торжественно с ней попрощаться, она сиганула внутрь и, повернувшись покивать ему с подножки, увидела, как он уходит, высоко держа голову и размахивая руками, точно сами эти взмахи позволяли преодолеть сопротивление воздуха.

В студии ее ждала новость о приглашении Хлои.

– Клод! – воскликнула она. – Как замечательно! Как чудесно с ее стороны!

Развеялось видение «Академии Поттера и Лэнсинг», той знаменитой школы для начинающих актеров, которых грядущие поколения станут называть поттер-лэнсингтонцами. Теперь она – примадонна в труппе Уилсона Келли. Возможно, она сумеет уговорить его дать малюсенькую роль Герберту Поттеру. Ну конечно, надо попытаться! Милый старина Герберт!

Что ей надеть? Первое впечатление так важно! Никак нельзя, чтобы Келли счел ее глупенькой провинциалочкой. Уйдя в каморку, служившую ей спальней, она перебрала свой гардероб в поисках чего-нибудь элегантного и изысканного, понимая, что элегантность и изысканность в данном случае начинаются и заканчиваются маленьким черным костюмом с белой блузкой в рюшах. Нет, этим им заканчиваться не обязательно: она дополнит ансамбль бутоньеркой искусственных белых камелий и – о проклятие! – чулками. Чулки к костюму не подойдут, не могут подойти, никогда не подходят! Вывернув на кровать ящик с чулками, она присела рядом с горой. Как повезет больше: подыскивать чулки без стрелок и надеяться, что одна пара окажется нужного цвета, или подыскивать наиболее подходящие по цвету и надеяться, что среди них одна пара окажется без стрелок? В конечном итоге все сведется к одному и тому же, и вообще она знает ответ… У нее была одна великолепная, идеальная пара, но на полтона светлее, чем надо. Это означало, что придется выложить шесть шиллингов и шесть пенсов на чулки и полкроны на бутоньерку; они обязательно поедут на такси, но за него пусть платит Клод… Слава Богу, что последние деньги она потратила на восхитительные туфли, потому что такой человек, как Уилсон Келли, первым делом посмотрит на туфли, а если они поедут на такси, то не придется много ходить… «Ах, если бы только туфли не так жали! Надо было бы заранее их разносить! Жаль, что я не богата и не могу купить новую шляпку! Ну почему я не умею делать шляпки?» Она на минутку дала волю воображению, которое нарисовало ей, как она продает шляпки собственного эксклюзивного дизайна английской королеве, леди Оксфорд и мисс Ирэн Ванберг, но вернулась на сцену по настоятельной просьбе мисс Ванберг играть в дуэте с ней в ее новой постановке. Потом она снова очутилась на собственной кровати, размышляя, нельзя ли превратить прошлогоднюю очень элегантную, но нелепую маленькую черную шляпку, которая ей не шла, в очень элегантную и не совсем нелепую маленькую черную шляпку, которая бы ей шла. А потом она надела шляпку, костюм и чулки – и, разумеется, чулки действительно оказались слишком светлые.