Влюбленные в маски

Чаусова Елена

— Дар можно отдать? — ошарашенно спросила Дамиана. — Так… вот почему он решил, что может забрать его и у других. Кто бы мог подумать.

— Выходит, можно… — ответил Фабио, тоже очень растерянно, потерев рукой лоб. — Никогда о таком не слышал. Не удивительно, что он… ему было мало. Мало двойного дара, он хотел еще. Стать всемогущим.

— Во имя небес, синьор Фабио. Ваше сиятельство. Что у вас тут творится среди ночи? — Дамиана так устала, что вовсе не заметила появления в дверях Эстель, зато уж теперь на нее нельзя было не обратить внимания.

— Эстель. Мы поймали убийцу, того самого, и заодно — лидера заговорщиков, собиравшихся устроить переворот в Тревизо. Дамиана с ним сражалась и очень устала, ей нужен покой, — принялся торопливо, коротко,

отрывисто объяснять Фабио. — А нам нужно будет отвести его к герцогу, как можно скорее. Только сначала, наверное, надо все-таки перевязать мне руку…

— Ваше сиятельство. Да что ж вы все время в такие ужасы кошмарные влезаете, — ахнула экономка, всплеснув руками, когда заметила насквозь пропитавшийся кровью рукав рубашки. Потом перевела взгляд на Лауро и ахнула снова. — Убийца. Что ж делается-то такое. Почему именно в нашем доме? Да вы же сейчас снова кровью истечете. Не бережете себя совсем. Дамианучча, бедная девочка. Тоже себя не бережет. Что ж такое, во имя небес. Я сейчас, мигом, — продолжая взволнованно восклицать, она едва ли не выбежала из комнаты.

Дамиана села в постели от новостей.

— Погодите. То есть правда был заговор? Он не просто так про герцога сказал?

— Лежи, милая, пожалуйста, — обеспокоенно попросил Фабио и тут же сам опустился в кресло, протяжно вздохнув. Он устало потер пальцами переносицу и только потом ответил: — Был заговор, и заговорщики — те самые люди, которые заказали меня напавшим на нас во время маскарада головорезам. Я и сам пока много не понимаю, но верю, что синьор делла Серра нас в ближайшее время просветит. Заговор вычислил Чезаре, а я после его смерти пытался вывести их на чистую воду. Думал, они решили от меня избавиться, представив это гибелью от рук убийцы, но ни за чтобы не подумал, что он самолично их возглавляет. Хотя теперь, после его слов про тревизский престол, это очевидно…

— Идио-о-оты. Какие же несчастные кретины, — неожиданно заголосил Лауро. — Подумать только. Хотели отвести от себя подозрения — и нашли единственного дворянина в Вентимилье, который прознал про демонский заговор. Отвели, ничего не скажешь. Нашли непричастного. Небеса святые, какие же идиоты.

— Идиоты, — небрежно согласился Фабио. — Все твои соратники — и сам ты ничуть не меньший. Куда вам герцогством управлять? Вы сами с собой управиться не смогли, ничтожества.

— Ничтожества… Я смешон… Ничтожества… — забормотал Лауро, снова принявшись раскачиваться, и Дамиана увидела, как Леандро болезненно скривился. Он все так же стоял рядом с братом, то ли не зная, куда себя деть, то ли опасаясь отходить.

— С ума сойти, — вздохнул Фабио. — Унижение — единственное, чем его можно пронять. Ни страха, ни сострадания. Ничего, кроме бесконечного упоения собой. Ничего, ни единого чувства.

— Бррр, — сказала Дамиана, — Трудно в такое смотреть, должно быть. Очень трудно.

Ей стало понятнее, почему брат отдал свой талант душевнобольному, в надежде исправить это чудовище, которое он видел постоянно. Только оно пошло не впрок, даже такой щедрый дар. Есть вещи, которые нельзя исправить, к сожалению. Ничем. Только остановить насильно, но не исправить. Если бы Лауро заперли, признав сумасшедшим, давно, еще в юности, он не смог бы убивать. А с даром ощущать чужие чувства, он смог лишь лучше притворяться здоровым. И хорошо только одно: что он больше не будет убивать. Все кончилось, его поймали, и Фабио больше ничего не грозит. Им повезло, а убитых не вернуть.

И все, что можно было чувствовать по этому поводу — ужасное опустошение. Чудовища тем и ужасны, что отнимают, ничего не давая взамен.

— И все-таки, синьор Фабио, объясните толком, что случилось?

Эстель внеслась свежим ветром в комнату, которую кажется, понемногу заполняло безумие Лауро, и, как настоящий ветер, снесла всю затхлость. Есть еще люди обычные, стоящие ногами на земле, и они живые насколько, что рядом ними тоже можно ожить. Например, вот Эстель. И Марция. И, само собой, Фабио, когда не так измучен и удручен.

Это успокаивало, и Дамиана принялась задремывать, так что и рассказ Фабио, и взволнованное бормотание Эстель, хлопочущей вокруг него, и тихий голос Леандро, иногда вмешивающегося в разговор, долетали до нее обрывками, перемешивались со сновидениями. Фабио снова говорил о том, что она очень храбрая и отлично справилась, и слышать это было приятно, хоть Дамиана и не соглашалась с ним внутренне. А слушать про Лауро — напротив, было все так же жутковато и мерзко. Потом Фабио сурово ответил экономке, что подробности насчет Дамианы расскажет не при посторонних, и Дамиана сперва немного испугалась, но тут же решила, что Эстель можно, она не выдаст, и снова начала уплывать в дрему. Привел ее в себе лишь возглас Фабио:

— Поднимайтесь, синьор делла Серра, пора ехать к герцогу.

Дамиана тут же начала подниматься, и солнечные лучи ударили ей в глаза. Пока она дремала, зыбкий рассвет превратился в ясное утро.

— Ехать? Надо ехать? Боюсь, мне нужно переодеться, — она очень пожалела, что так расслабилась и сейчас всех будет задерживать.

Фабио подошел, склонился к ней, погладил по плечу и мягко улыбнулся.

— Лежи и отдыхай, Миа. Ты устала, отдыхай. Во дворце тебе делать нечего, а Лауро теперь не опасен, я сам со всем справлюсь, — успокаивающе сказал он и коснулся ее губ коротким торопливым поцелуем. — А ты выспись, девочка. Твоя помощь больше не нужна.

— А, хорошо, — утомленно согласилась Дамиана и утекла в сны, в которых думала, что теперь наконец-то все сделается хорошо. Должно.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Лауро, наследный маркиз делла Серра, говорил тихо, бесцветным голосом, но достаточно внятно и четко, чтобы все присутствующие слышали и понимали каждое слово. О том, что шестнадцать представителей старейших и знатнейших родов герцогства около полутора лет назад сошлись на глубоком неодобрении тревизских негоциантов, забравших себе слишком уж много власти. И не менее глубоком неодобрении дворянства, которое такому положению вещей потакает, находя в нем личные выгоды. О том, как сходство взглядов привело их к хитрому плану заговора, призванного отодвинуть купечество на подобающее простолюдинам место и взять власть в Тревизо в свои руки.

Потом Лауро поведал, как они постепенно, одного за другим, всеми возможными способами смещали с высоких и средних должностей всех, кто имел слишком прочные связи с купечеством — от выходцев из негоциантской среды, выбившихся в дворяне, до тех, кто постоянно вел дела с торговцами, вроде маркиза делла Кьяри. И о том, как решил избавиться от нескольких слишком уж прочно закрепившихся на карьерной лестнице синьоров, вроде Чезаре делла Веккьони, включив их в свой замечательный эксперимент по присвоению чужого магического дара. Как обвинил в убийствах перед остальными заговорщиками своего родного брата Леандро, как они, чтобы отвести от себя возможные подозрения в зловещих смертях, решили убить кого-нибудь, вовсе не мешавшего организации государственного переворота, и выбрали для этой цели сеньора Фабио делла Гауденцио. И это стало их ошибкой, поскольку на тот момент он уже прекрасно знал о заговоре.

— Нужно было убить этого делла Веккьони раньше, — подытожил Лауро, поморщившись.

Все присутствующие пораженно молчали: и сонно хлопающий глазами первый министр, которого вытащили прямо из постели, и начальник городской стражи, нервно теребящий бороду, и глава Тайной Службы, по чьей невыразительной и ничем не запоминающейся физиономии многоликого вовсе нельзя было понять, о чем он думает, и даже его светлость герцог Норберто, который обычно вовсе не был молчалив.

— Думается мне, что, возможно, все не так однозначно, как пытаются нам тут сейчас представить, — неприятным голосом сказал первый министр. — Мы полтора года ни о чем не догадывались, а пришел синьор делла Гауденция и подал нам заговор подготовленным, как ощипанную индюшку к запеканию. Только сунь в печь и готово.