Влюбленным вход воспрещен!
Шрифт:
– Да, чего тут у нас? – повторил за ним Колюня, глядя через плечо друга. – Не густо, один только мешок…
– Сухая строительная смесь, – прочитал Серега на мешке. – Ну, ладно, и это сгодится… бери сверху, Колюня, а я снизу подхвачу! Отвезем прорабу в Гореловку, он за эту смесь рублей двести отвалит.
Друзья подхватили мешок и поволокли его к «Запорожцу».
– Тяжелый, зараза! – кряхтел Колюня, сгибаясь под тяжестью груза. – Не иначе, килограмм сто весит!
– Да нет, не больше восьмидесяти! – авторитетно ответил
Через сорок минут ржавый «Запорожец» остановился возле строительной площадки неподалеку от города, где возвышался недостроенный двухэтажный загородный дом. Серега затормозил и посигналил. В ответ на этот сигнал из-за бытовки строителей выбежал крупный беспородный пес и громко залаял. Серега посигналил еще раз, и тогда из бытовки вышел заспанный мужик в тренировочных штанах и резиновых тапочках на босу ногу.
– Кого это черти на ночь глядя принесли? – осведомился он, вглядываясь в темноту.
– Хозяин, смесь строительная нужна? – спросил Серега, высунувшись в окно. – Хорошая, немецкая!
– Сколько просите? – осведомился прораб, зябко поеживаясь.
– Она семьсот в магазине стоит, – сообщил Серега. – А мы тебе прямо с доставкой… так что меньше пятисот никак нельзя!
– Ага, пятьсот! – хмыкнул прораб. – Вы же ее где-то поблизости сперли… за сто пятьдесят возьму!
– Зачем поблизости?! – вступил в разговор Колюня, высовываясь в другое окно. – Мы ее из самого города…
– Заткнись! – Серега ткнул болтливого приятеля локтем и продолжил торг: – Не, хозяин, за полтораста не годится! За полтораста твой бобик лаять не станет! Триста – или мы дальше поедем! Вон, на соседнем участке тоже строятся!..
– Черт с вами, двести, но больше ни копейки! И сами сгрузите вон туда… – прораб показал приятелям на дощатый сарай.
– Идет, – согласился Серега. – Только ты псину свою придержи, а то он сердитый какой-то!
– Хануриков не любит, – подвел прораб итог плодотворному разговору.
Домой я приползла во втором часу ночи. Хорошо, что Ольга подбросила до перекрестка, а сама поехала ставить многострадальный микроавтобус на место. Волоча ноги и согнувшись, как будто мне не двадцать пять лет, а все восемьдесят, я поднялась на свой третий этаж и остановилась у дверей собственной квартиры.
Там было тихо. Неужели уже угомонились? Просто не верю своему счастью.
Я тихонько отперла дверь и в полной темноте потащилась по коридору, ища ручку собственной двери. Споткнулась о какой-то тюк, падая, бестолково замахала руками, в надежде за что-нибудь ухватиться, под руку попалась вешалка, тюк дернулся и заорал басом, я от неожиданности шарахнулась в сторону, вместе с вешалкой, и мы все свалились на говорящий тюк.
Вешалка была крепкая, дубовая, висевшая в коридоре нашей коммунальной квартиры с незапамятных времен, болталось на ней разное
В общем, все это свалилась мне на голову вместе с вешалкой. И, кажется, я на миг потеряла сознание, потому что очнулась только от вспыхнувшего света.
Удивительное дело, наша сорокаваттная лампочка показалась мне сверкающей люстрой с пятью рожками. Что-то барахталось подо мной и невнятно ругалось матом. Я со стоном слезла с беспокойного существа и села на полу, озираясь.
– Это что же творится? – послышался крик. – Люди добрые, прямо из-под носа норовят мужчину увести!
На пороге кухни стояла растрепанная бабенка в коротком ядовито-розовом платье и в одной туфле. В руке она держала Валькин топорик для рубки мяса.
– Ах ты, зараза! – надрывалась она. – Ты какого черта в квартиру вломилась к приличным людям? Ишь какая, сразу к мужику под бок улеглась!
– Тамарка, ты, что ли? – с трудом ворочая языком спросила я, узнав в бабе ближайшую закадычную Валькину подружку. Ишь вырядилась в розовое, небось свидетельницей на свадьбе была. А что, дело ей привычное…
– Я-то Тамарка, а вот ты что за фрукт? – Тамарка малость сбавила тон и подошла ближе.
Говорящий тюк перестал материться, встал на четвереньки, и я узнала в нем Тамаркиного хахаля Витьку. Витька работает водителем мусоровоза и, когда ночует у Тамарки, ставит свой агрегат под нашими окнами, чтобы утречком сразу на работу.
– Это же надо так нажраться… – удивилась я, – чтобы на полу в чужой прихожей задрыхнуть…
– Твое какое дело? – тут же обиделась Тамарка. – Ты вообще кто?
– Да Маша я, соседка… ты вроде не такая пьяная, чтобы знакомых не узнавать!
– Чего? – прищурилась Тамарка. – Ты че несешь-то? Или я Машку не знаю? Нормальная девка, только красится мало и одевается чувырлой, а ты вон какая черномазая! Ты, может, вообще кавказская террористка, а ну вали отсюда!
– Чего орете? – это новобрачная Валентина выглянула из своей двери. Как ни странно, на ней было надето все то же неувядающее белое платье с пятнами вина и кетчупа по подолу, и даже фата чудом держалась на всклокоченных волосах.
– Ты чегой-то в таком одеянии? – я разинула рот. – Что, первой брачной ночи не получилось?
Валька с чувством плюнула прямо на замызганный пол.
– Врагу такой свадьбы не пожелаю!
Тут она вгляделась в меня и захохотала:
– Машка, ты, что ль? Ну, даешь, как намазюкалась, родная мать не узнает!
Я не к месту подумала, что родная мать меня небось и в обычном виде не узнает, потому что видела она меня последний раз двадцать лет назад. Мысль эта, надо сказать, не слишком меня огорчила – давно я к ней привыкла.