Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя

Роже Нимье

Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя

Роже Нимье.

Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя.

Посвящается Мартену

Эта прекрасная юность, когда нам казалось,

что мы вот-вот лопнем от смеха.

Мадам де Севннье

I. ДВА СОБЕСЕДНИКА В ДВУХ ПОСТЕЛЯХ

20 июня 1642 года Тараскон, еще не забывший святую Марту, которая отразила набег зловещей Тараски[1]

Гнев и надежда не давали мушкетеру уснуть.

Гнев против Жюли, которую он никогда более не увидит, разве что король велит ему взять приступом монастырь.

Надежда восстановить свое доброе имя в глазах Мари.

Случай представился ему в то же самое утро, поскольку Роже де Бюсси-Рабютен в обществе двух бретонских дворян ожидал его в Пре-Сен-Жерве.

В девять утра д'Артаньян был уже на месте, сопровождаемый Пелиссоном де Пелиссаром и шотландским капитаном по имени О'Нил, известным своим неподражаемым хладнокровием.

Первым долгом мушкетер счел нужным обнять де Бюсси-Рабютена, попросив у него доверительной беседы с глазу на глаз.

Услыхав такое, де Севинье нахмурился, а д'Оллоре презрительно хрюкнул.

Но Роже их успокоил.

– Господа, недоразумение у нас уже не первое. Так что насчет поединка и всех этих ран можно подождать.

После чего он взял д'Артаньяна под руку.

– Д'Артаньян, мы сходимся с вами в четвертый раз. Первый раз вы схватились с вертопрахом на пляже, предположим, его звали Роже. Во второй – с французским дворянином в окрестностях Рима, не будем называть его по имени. Затем был некто, кого можно назвать Третьим, вы сделались его другом, и это был Бюсси. Но сегодня вы сходитесь с Рабютеном, о котором идет молва, что он ведет свой род от волков, и вы превратились в его врага. Вы обожаете мою кузину, я согласен. Ухаживаете за ней – понимаю. То, что вы в нее влюблены, могу себе представить. Но то, что вы бросаетесь на нее, словно ландскнехт, неприемлемо ни для нее, ни для вас. Вы упали в моих глазах. Я скорблю при мысли об этом и поскольку мне хочется утолить поскорей мою скорбь, лучше всего будет, если вы исчезнете с лица земли.

Д'Артаньян выслушал это молча. Когда Роже кончил, он спросил со всей мягкостью, на какую только был способен:

– Вы кончили, сударь?

– Не зовите меня сударем, черт возьми, как постороннего человека! Не забудьте: мы оба взяли по роли в том спектакле, какой дадим сейчас нашим друзьям. Приступим же весело и без лишних разговоров.

– Но я тоже хотел кое-что вам сказать.

И д'Артаньян поведал Бюсси-Рабютену про ту западню, в которую его поймали. Едва он кончил, Роже, не колеблясь ни минуты, воскликнул:

– Надо предупредить Мари. Что сделать, чтобы предупредить ее? Поговорить с ней. А как с ней поговорить? Для этого необходимо, чтоб глотка не была перерезана.

И он направился к секундантам:

– Господа, важное дело вынуждает нас продолжить объяснение.

– Мне кажется, ваше терпение выше вашей чести, – заявил де Севинье.

– Великое терпение, – уточнил д'Оллоре. – Скорее к столу, господа, мне не терпится увидеть печень по-гасконски и беарнские отбивные.

– С помощью моей машины, – заметил Пелиссон, – мы быстро бы устранили затруднения.

Что же касается капитана О'Нила, то он лишь пожевал свои огромные рыжие усы.

– Господа, хотя ваши доводы убедительны, они не смогут поколебать того решения, к которому мы оба пришли, шевалье д'Артаньян и я. Не беспокойтесь так о чести Рабютенов, господин де Севинье. Господин д'Оллоре, умерьте аппетит. Господин Пелиссонар де Пелиссардон, усовершенствуйте свою машину, пусть она режет на куски дуэлянтов, прежде чем те обнажат шпаги. А вы, капитан О'Нил, с вашей шотландской мудростью и неприязнью к пустым разговорам, будьте скупы, как водится, на слова, скажите, что вы разделяете наши взгляды, произнесите это слово, звучное «yes», которое так служит украшением вашей нации.

– Хгвт! – произнес шотландский капитан. И поднял с земли бутыль.

–Я принес это сюда. Традиционное семейное лекарство от ран. Рквк! Врачует снаружи и внутри. Арквтхвст!

Он откупорил бутыль и дал понюхать присутствующим.

– Алкоголь… – заметил Пелиссон. – Забавно. Мне запрещен алкоголь как экстрат из плодов. Но ведь это же вытяжки из козьих копыт и рогов барана…

И он протянул шотландцу стакан, с которым не расставался ни во сне, ни наяву.

Выпив, Пелиссон подал стакан соседям.

Отказались лишь д'Артаньян и Бюсси-Рабютен, заявив, что должны сегодня же утром поговорить с девушкой, а девушки не выносят беседовать с мужчинами сквозь пары алкоголя, даже если этот алкоголь – лекарство.

Зато Нога № 1 и Нога № 2 пришли в возбуждение.

Пелиссон обратил на это внимание, но не знал, как ему отнестись к их чувствам. Он повернулся к капитану О'Нилу. Тот спросил с прямотой старого служаки:

– Ваши ноги?

– Да.

– Ваши руки целебный напиток получили?

– Я это ощущаю.

– Значит, ноги тоже имеют право.

И капитан налил два полных стакана суданским принцам.

Меж тем Роже и д'Артаньян достигли Королевской площади.

Было решено, что Роже поднимется первым.

Ожидание д'Артаньяна было непродолжительным.

– Она все поняла.

– Могу ли я ее видеть?

– Она вам напишет.

– Но почему письмо?

– Вы все еще внушаете ей страх.

– Сколько же мне ждать?

– Она уже вынула письменный прибор.

– Значит, мы не станем убивать друг друга?

– Ни за что на свете.

– Что же мы сделаем?

– Обнимемся.

И они обнялись. Роже вскочил в седло. Д'Артаньян вернулся домой пешком. Ему необходимо было спокойно все взвесить.

На Тиктонской улице он встретился с Тюркеном, рука у того была на перевязи.

– Ну как ваша рука?

– Превосходно. У нее, как видите, привычка тянуться к пивной кружке. Я рад, что теперь она капельку отдохнет.