Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя
Шрифт:
– Ночную рубашку?
– Я ж вам объяснял, это памятка. Драгоценная вещица.
– Вот не Думал, сударь, что ночная рубашка может быть семейной реликвией. Я полагал, такое бывает скорее у ирокезцев или у неаполитанцев. Прочь!
И гнусавый карлик испарился, бормоча что-то о смертельном номере с нотариусом, о ночных рубашках и дневной страже.
XXXVII. … ДО ОХОТЫ ЗА ЛА ФОНОМ
– Чудное мое дитя, – осведомился д'Артаньян, – вы, кажется, сказали, что мой превосходный друг болен.
– Да, – ответствовало чудное дитя.
– Что же у него болит?
– Ноги.
И Мадлен исчезла, сделав грациозное движение талией, вся столь непохожая на предыдущего посетителя.
Д'Артаньян тотчас же постучался в двери апартаментов, которые занимал маршал де Пелиссар, ибо пора именовать его сообразно с полученным им новым титулом, хотя, впрочем, этому человеку, равному по способностям Леонардо да Винчи, готовому протянуть руку к солнцу и получить в наследство горы Оверни, любое предприятие было, казалось, по плечу.
Друг нашего мушкетера находился в постели.
– Дорогой д'Артаньян, ничто не может меня более утешить, чем посещение такого цветущего человека, как вы. Мне и в самом дело плохо.
– Мадлен мне уже сказала. Что с вашими ногами?
– Увы, ноги… Хотя я вывез их из Африки – страны, известной крепостью древесных пород и твердостью костей ее обитателей…
– И что же?
– Оказалось, что налетевший из Шотландии ураган уложил обоих на месте.
– Что вы хотите этим сказать?
– Что капитан О'Нил трудный человек. Вы обратили внимание, какой он толстый?
– Кагс-то не очень…
– Значит, вы не поняли, что он состоит из одного только желудка. Сердце, мозг, внутренности и органы низшего порядка ужаты до минимума. Остается место для одного толькд желудка, который разросся наподобие мешка.
– Мой дорогой Пелиссон, я знал вас как инженера, астронома, математика, химика, но отнюдь не как физиолога.
– Я изучал почки и сердце, но только в молодости и мимоходом. Однако этого достаточно, чтобы поставить такой диагноз. Это существо вмещает в себя колоссальное количество жидкости, равное половине его тела, а может, и больше.
– Я б сказал, что он весит не более ста двадцати фунтов.
– Сто двадцать фунтов весу – это пустяки, но шестьдесят фунтов жидкости – это уже кое-что. В особенности если эти шестьдесят фунтов составляют семейное лекарство капитана О'Нила.
– Да, этим нельзя пренебречь.
– Вот именно.
Воцарилось исполненное восхищения молчание.
– Надеюсь, вы следите за моей мыслью, дорогой д'Артаньян, поскольку от физиологии я перехожу к упругости тел.
– Несомненно.
– С другой стороны – у этого самого О'Нила два огромных, похожих на губку уса.
– Отнеситесь к ним с должным уважением, друг мой, испанские пули не раз щекотали их, но ни разу не опалили.
– Да, да. Но я понял, в чем тут дело. Вы обратили внимание, каким образом он пьет?
– Ей-богу, нет.
– Ваш доблестный О'Нил погружает по очереди оба своих огромных уса в стакан, затем высасывает из них всю жидкость. Таким образом, не переводя дыхания, он поглощает колоссальное количество семейного эликсира.
– Мой дорогой, мой несравненный Пелиссон, ваши выводы изумительны, но как это связано с вашими Ногами?
– Вам не кажется, что я немного исследователь?
– В вас меня не удивляет ничто.
– Так вот, как исследователь, я прочитал уйму всяких рассказов о путешествиях и пришел к выводу, что наши африканские братья обладают удивительной склонностью к подражанию. Они даже превосходят порой предмет своего подражания.
– Мне кажется, я начинаю вас понимать.
– Таким образом Нога № 1 и Нога № 2, оба уроженцы Судана, без устали подражали капитану О'Нилу.
– И преуспели в этом?
– Очень даже преуспели. Лучше не скажешь. Знаменитый изобретатель исторг вздох.
– Так, значит, ваши Ноги…
– Боюсь, что теперь они будут отсыпаться не менее недели.
– Выходит, целую неделю без Ног?
– Да, на собственных, так сказать, окороках…
– Но это же вам не пристало.
– Сперва я хотел выписать другие Ноги, из Оверни или из Пруссии.
– Неплохая идея.
– Но я вовремя вспомнил, что овернцы очень своевольны, а пруссаки обожают дисциплину, в то время как мне хочется, знаете ли, время от времени порезвиться. Тогда я решил переключиться на работу над изобретением, это отнимет у меня ровно неделю.
– Вполне достаточно, чтоб встать на ноги.
– Вот именно.
– И это все?
– О, нет, я отнюдь не забыл про наш мирный договор, тем более, что король подарил мне этот пустячок…
И Пелиссон де Пелиссар потряс маршальским жезлом, лежащим на ночном столике бок о бок с бутылями шатошалонского сиропа и эльзасского ликера.
– О, и я помню, тем более помню, что король ничего мне не дал.
– Он держит вас про запас для самых важных дел. Итак, чего мы, собственно, добиваемся?
– Мы ищем Ла Фона.
– Дорогой д'Артаньян, из вас получится замечательный начальник штаба, ибо вы сразу улавливаете суть вопроса.
– Но вы ясно поставили проблему.
– Чтоб отыскать Ла Фона, возможны два способа. Первый – положиться на волю случая, это метод эмпирический. Мы рассылаем повсюду наших шпионов, собираем сведения и затем делаем выводы. Способ долгий, дорогостоящий и неподходящий для нашей с вами натуры, где резвость лани – гром и молния! – состязается с прыгучестью блохи. Заметили вы, кстати, что я почти перестал сквернословить?