Влюбленный дьявол
Шрифт:
— Ты любишь ездить верхом на лошади, Жан-Пьер? — поинтересовался граф.
Глаза мальчика загорелись:
— Верхом?
Граф Рауль поднял сына в седло.
— Он уже научился ездить? — спросил он у Ларисы.
— Нет еще. По крайней мере, он не ездил в течение моего пребывания в замке.
— Наверняка отец опасается, как бы он не сломал себе шею! Если ребенку не давать заниматься каким-нибудь спортом из боязни, что он покалечится, то из него может выйти
Лариса подумала, что замечание графа очень похоже на правду, а вслух сказала:
— Жан-Пьер очень любит животных. Наверное, стоит попросить вашего отца завести для него пони.
— Это идея! Раз он, как вы утверждаете, любит животных, то у меня есть для него подарок, который непременно придется ему по душе.
Жан-Пьер сидел в седле, очень радуясь возможности проехаться на большом коне. Граф намотал на руку повод, и они двинулись вниз по аллее к видневшемуся впереди замку.
— А что у вас за подарок, мосье? Или это секрет?
— Когда мы придем домой, его уже доставят. Он у моего конюха в фаэтоне, вместе с багажом.
— Вы надолго сюда? — спросила девушка, прежде чем сообразила: вопрос вышел несколько неуместным.
— Вы, похоже, удивлены моему приезду, — сказал он с некоторой укоризной. — И отец удивится. Мне нужно с ним кое-что обсудить.
— Да… конечно, — сказала Лариса, смутившись своим излишним любопытством.
— Вовремя я приехал домой. Я и не знал, что здесь появилась новая жительница с поры моего последнего визита, да еще такая очаровательная!
Высказывания графа достигли цели, Лариса почувствовала, как у нее запылали щеки. Она про себя отметила, что это как раз те самые комплименты, от которых ее предостерегала мама. Она взглянула вперед, где в конце аллеи виднелся большой купол, венчающий центральную часть здания. Она кожей чувствовала, как граф разглядывает ее. Вдруг он сказал:
— Вы так прелестны! Невыразимо прелестны! Наверное, многие мужчины говорят вам об этом.
— Нет, не говорят! — твердо ответила девушка. — У них, как правило, хорошие манеры, мосье!
Она полагала, что данным замечанием ей удалось поставить графа на место. Но он улыбнулся, глаза его сверкнули:
— Стало быть, говорить правду — плохая манера? А мне казалось, что вам, как и всем людям, нравится честность и искренность.
— Моя няня говорила, что неприлично делать личные выпады против кого бы то ни было.
— Моя говорила то же самое! Но, посудите сами, разве не странно, что вы с вашей внешностью не нашли ничего лучшего, чем поселиться в месте, которое по ряду причин невозможно аттестовать иначе, как кладбище!
— Мне здесь очень
— Я провожу вас: вы, наверное, еще не успели изучить все кратчайшие пути. С моей помощью получится скорее.
Ларисе не оставалось ничего другого, как согласиться. Она выше подняла голову и пошла быстрее; граф, очевидно, был благодарен ей за это: теперь он мог перейти на удобный ему широкий шаг.
— Мне всегда говорили, что англичанки придерживаются весьма пуританских взглядов. Но поскольку вам приходится самой себе зарабатывать на жизнь, то, естественно, вы не так молоды и неопытны, как может показаться с первого взгляда. Вы приехали во Францию одна?
— Не испытав при этом никаких затруднений, мосье.
— И никаких романтических встреч? Или они все-таки были? Молодые люди, вероятно, толпами бросались помочь вам с багажом?
— Мне помогали только носильщики, чей интерес ограничивался чаевыми.
— Как это все прозаично. А не было ли у вас приключений?
Лариса с трудом сдержалась, чтобы не рассказать о своей встрече в вагоне поезда. Не следовало давать ему лишнюю пищу для разговора. Слишком уж раскованно вел себя граф, слишком он был уверен, что девушке интересно и радостно выслушивать каждое произнесенное им слово. Лариса чувствовала себя очень неловко от слишком близкого присутствия мужчины, идущего рядом. «Дьявол» — так назвала его мадам Мадлен, поэтому Лариса не собиралась позволить ему подтолкнуть себя к какому-либо неблагоразумному поступку.
— Расскажите мне о себе, — скучающим голосом попросил граф.
— Вам будет неинтересно, мосье.
— Но мне очень интересно. Чем дольше гляжу на вас, тем сильнее восхищаюсь, тем интереснее знать, что же вас привело в Вальмон.
— Мне нужно было место гувернантки.
— Зачем? Существует же множество иных возможностей. — Граф говорил так мирно и спокойно, что Лариса вынуждена была сказать правду:
— Других возможностей у меня не было!
— Не поверю! Что у вас там, в Англии, все мужчины разом ослепли? А может быть, вы спустились с Олимпа, чтобы ошеломлять и сводить с ума простых смертных, которые смотрят на вас как на недостижимый идеал?
Упоминание Олимпа рассмешило Ларису. Никто из Стантонов не мог избавиться от греческого античного образца, соответственно которому они, по мнению сэра Боугрейва, и должны были выглядеть.
— Отчего вы улыбаетесь? — быстро спросил граф.
— Семейная шутка, мосье. Вам не понять. Граф секунду подумал и сказал: