Вместе во имя жизни (сборник рассказов)
Шрифт:
Владо все так же молча стоял в ящике. Рука Людвига, протянутая с сигаретой к Владо, задрожала, он растерянно сунул ее в карман и ощутил холодный металл револьвера. Плечи его от напряжения поднялись и застыли в таком неловком положении. Потом снова опустились.
— Понимаю. Не хочешь со мной разговаривать! — Людвиг старался говорить спокойно, чувствуя, однако, как все сильнее в висках стучит кровь. — Я в самом деле мог бы тебе помочь, — продолжал он быстрее, пытаясь уловить в лице Владо хотя бы искру интереса. — С моими документами, в моей одежде ты бы мог благополучно пройти через
Владо смотрел в пол. С минуту он колебался, понимая, что находится в опасности. Наконец он спросил:
— Когда?
— Завтра, рано утром, — с готовностью ответил Людвиг и почему-то обрадовался. — Я приготовлю тебе одежду и дам пропуск. У меня их несколько. Где ты сойдешь с поезда?
Владо задумался, а потом сказал:
— В Лучивной. Оттуда пойду в Штале. В Менгучевицах у меня есть знакомые. Я знаю там каждую тропинку.
— Хорошо!
Когда Людвиг, закрыв за собой дверь погреба, тихо поднимался по подгнившим ступенькам, ему показалось, что в темном коридоре кто-то стоит. Он криво усмехнулся. «Нервы расшалились», — подумал он и поспешил наверх, в свою комнату. Там он открыл шкаф и достал свой полушубок. Затем медленно опустился в кресло и закрыл глаза. Неожиданно нахлынули воспоминания.
«Так кто же из вас у кого списал?» — услышал он насмешливый голос давно забытого учителя, и из темноты вынырнуло смеющееся лицо одноклассника. Да, это было лицо, которое он видел перед собой несколько минут назад. Высокий, благородный лоб, ясные глаза, пробивающийся пушок над верхней губой.
«Никто, пан учитель. Мы работали над этой темой вместе, ну и мысли оказались одинаковыми».
Услышав это, Людвиг облегченно вздохнул, а одноклассники онемели от удивления. Они хорошо знали, что Людвиг и Владо уже больше месяца не разговаривают друг с другом. Лучший ученик класса Владо мог перед началом конференции повредить Людвигу, плохому стилисту, тем более что тот украл из портфеля Владо его сочинение.
Людвиг забыл о полушубке, брошенном на ковер. Во тьме перед ним полыхают белые языки пламени, они дрожат и мигают, приобретают различные формы. Над ними порхает бабочка. Ее прозрачные крылышки сверкают в золотистых лучах солнца над горячим песком дорожек, над водой озера так близко от берега, что детская рука невольно тянется, чтобы поймать бабочку. Людвиг явственно ощущает запах воды и влажность водорослей; ему кажется, что он слышит, как шумит вода. Кровь стучит у него в висках; тяжело бьется сердце. Он с трудом открывает глаза и осматривает комнату.
Все это было так давно, и не верилось, что это вообще было. В тот день, в ту минуту, когда няня заснула возле маленького Людвига, отец Владо, проходя мимо, услышал всплеск воды и спас малыша от гибели… Конечно, точно так же поступил бы на его месте любой другой.
— Любой другой, — повторил Людвиг, вставая и направляясь к выходу.
В дверях он столкнулся с чьим-то мягким телом.
— Ты в своем уме? — прошептал он, узнав Маргиту, и попытался придать своему голосу укоризненный тон. — Что не спишь, людей пугаешь? Ночь на дворе…
Маргита, не спуская с него расширившихся глаз, увлекла его назад в комнату и неслышно притворила за собой дверь. И хотя она была одета, лицо ее посинело от холода.
— Куда ты собрался? — спросила она тоже шепотом, стуча зубами. — Куда ты собрался? — горько зарыдала она, отчаянно обняв его за шею.
Он пытался оторвать ее от себя, но напрасно. Она почти висела на нем, намертво сомкнув пальцы, и ее горячее дыхание обжигало ему лицо.
— Куда ты собрался в такую ночь, в такой холод? Слышишь, как свистит ветер? Даже птицы мерзнут и замертво падают с деревьев… — бессвязно вырывалось у нее, а глаза безумно блуждали по лицу брата. Маргита все плотнее прижималась к нему. — Не пущу тебя, братик мой, братик…
Людвиг был удивлен таким неожиданным порывом и не знал, как это объяснить. Сейчас она нисколько не походила на ту красивую девушку, которая недавно флиртовала с солдатами. Ее лицо вздрагивало от внутреннего напряжения, в глазах таилась угроза.
Да, это была она, помешанная Груберова, как называли ее в городе, но ее поведение не казалось обитателям этого дома странным, разве только в эту минуту. Мозг Людвига лихорадочно заработал. Надо было что-то придумать. В ту минуту, когда его взгляд упал на шелковые шнуры тяжелых оконных портьер, в комнату вошла старая пани Груберова.
— Мама! — бросилась к ней Маргита. Она порывисто обхватила мать руками и потом бессильно скользнула к ее ногам. — Людвиг хочет куда-то уйти! Запрети ему это, не разрешай! Ночью нужно спать, не беспокоить людей и злых духов. Я так боюсь злых духов.
Пани Груберова плотно закрыла дверь. Мягко, но решительно она подняла Маргиту с пола и строго сказала:
— Разумеется, Людвиг никуда не пойдет. Я позабочусь об этом. А ты иди спать, быстро.
Маргита, опустив голову, вышла из комнаты. Пани Груберова уже не обращала на нее внимания. Только Людвиг смотрел ей вслед. Когда сестра обернулась к нему в дверях, ее глаза были широко раскрыты, а во взгляде было что-то звериное.
«От нее уже не будет толку, — подумал без жалости Людвиг. — Ее с собой не возьму, оставлю здесь, а завтра с утра оформлю в больницу». Он потянулся рукой к нагрудному карману за блокнотом, чтобы записать это для себя, но строгий взгляд пани Груберовой отвлек его.
Она прислонилась плечом к дверному косяку и печально прошептала:
— Ты хочешь мне что-то сказать?.. Кто знает, не расстанемся ли мы навсегда, — продолжала она, не дождавшись ответа. — Признаюсь, ты был единственной светлой радостью в моей не слишком веселой жизни.
Людвиг ответил:
— Зачем объяснять, мама. Я вижу, ты знаешь, почему я хотел уйти. И мне никто в этом не сможет помешать. Никакое воспоминание детства. Времена теперь тяжелые. Я сделаю то, что сделал бы и отец, будь он на моем месте. Возможно, и ты уже сожалеешь о своем необдуманном поступке. Прошу тебя не вмешиваться в мои дела. Думаю, ты не сомневаешься, что я сделаю все, чтобы наш дом и наша честь не были осквернены.
— Ты раньше уже поступал так? — с ужасом прошептала пани Груберова и сжалась как от удара.