Вместе вопреки
Шрифт:
Я же снова остаюсь наедине со своими мыслями и это мне не нравится. Слишком опасно. Слишком болезненно. Слишком радиоактивно. Чтобы хоть как-то перестать тонуть во всех воспоминаниях, что связывают меня с Фабрикой, я всеми силами пытаюсь переключиться на что-то другое. Например, перебираю в уме кандидатуры всех, кто хотел бы меня убить. И как ни силюсь, кроме Ковальского никто не приходит на ум.
У меня нет врагов. Ладно, есть, конечно, Динара, но с ней мы встретились уже после покушения, да и не думаю, что она бы всерьез покусилась на мою жизнь. Попытаться увести у меня парня, притвориться подругой, украсть что-то, в конце концов, это она может. Но попытаться
Нет, дело в моем решении закрыть МиКрейт. Я, конечно, не ожидала, что хоть кто-то обрадуется такой перспективе, но даже в самых страшных мыслях я не могла представить такое.
Кто теряет больше всего от закрытия компания? Совет директоров, во главе с моим замом, конечно. Марат уверен, что кандидатура Ковальского слишком очевидна, я же просто не могу представить никого другого на его месте. Может, потому что только у Владимира хватило духу высказать свое отношение к моей затее мне в лицо, а может потому что за последние несколько лет он настолько свыкся с мыслью, что МиКрейт принадлежит ему, что готов пойти на все, лишь бы остановить меня. Скалаев сказал, что два года назад отец передал бразды правления Ковальскому, а сам отошел от дел.
Не представляю чем он мог заниматься, если не фирмой. Михаил Крейтор был не только ее создателем, он был ее основой и я с трудом вижу его в роли обычного пенсионера. Чем там люди обычно занимаются на пенсии? Ходят на рыбалку? Кормят голубей в парке? К сожалению, моей фантазии не хватает, чтобы представить его за этими занятиями. Даже в молодости у него не было хобби, кроме работы. Он не занимался спортом, не смотрел футбол, он… он просто работал. Всегда. Этой весной ему должно было исполниться семьдесят. Он не дожил всего несколько месяцев до юбилея. Горько ли мне от того, что все так вышло? Да. Жалею ли я о том, что ушла тогда из дома? Нет и еще раз нет.
За все это время мы разговаривали лишь однажды. Он нашел меня через месяц “свободной жизни”. Видимо, из-за того, что я работала не официально и квартиру снимала даже без договора, его безопасникам было нелегко меня найти. Хотя… возможно, ему было стыдно давать им такое задание и он молча ждал, когда я сама объявлюсь на его пороге. Ведь он считал, что мой уход из дома это всего лишь игра.
Помню как несуразно его авто смотрелось рядом с обычной панельной пятиэтажкой, в которой я снимала квартиру. Отец даже из машины выходить не стал, открыл свою дверь и скомандовал мне, чтобы я забиралась внутрь:
— Что, еще не наигралась? — раздраженно пробормотал он, когда я проигнорировала его предложение.
— Я не играю, папа. Я живу.
— Здесь? — он с презрением кивнул в сторону дома с обшарпанным фасадом. — Ты не думала о том, что подумают мои партнеры если узнают об этом? Если увидят тебя здесь? Я уже молчу о клиентах, наверняка подумают, что дела у фирмы идут неважно, раз дочь Михаила Крейтора живет в этом гадюшнике.
— Не переживай, папочка, — улыбнулась я. — Твои клиенты в этом районе редкие гости. Никто не узнает твой грязный секрет.
В тот момент я очень гордилась собой, до сих пор помню чувство глубокого удовлетворения, охватившее меня. Впервые в жизни я не опустила глаза и молча согласилась с ним, а противостояла.
— И насколько же тебя хватит, интересно? Я так понимаю, ты еще не все украшения распродала, поэтому так храбришься? Интересно что ты скажешь. когда закончатся деньги?
— Украшения? — я едва не подавилась собственным возмущенным дыханием. — Я, конечно, понимаю, что вряд ли ты помнишь все что мне дарил, но попроси хотя бы своего бухгалтера составить список всех своих покупок, а затем сверь с тем, что осталось в моей комнате. Я не взяла ничего из твоих подарков.
— На что ты тогда живешь? — удивился отец. — Только не говори, что отец твоего ребенка обеспечивает тебе достойную жизнь… в этом доме.
Последние слова он буквально выплюнул, косясь за мою спину.
— Я сама обеспечиваю себя, — пожала плечами.
— Вижу, у тебя отлично получается, — он скептически поджал губы и снова посмотрел за пятиэтажку за моей спиной. Вот далась она ему. Да у нас большая часть страны живет в таких домах, и ничего, хорошо живут, даже счастливо.
— Меня все устраивает и возвращаться домой я не собираюсь. Партнерам своим можешь сказать, что я уехала за границу, а если вдруг случайно встречу кого-то из них, сделаю вид, что они обознались. Договорились? Теперь ты оставишь меня в покое? Ты ведь насчет этого переживал больше всего, да? Что кто-то узнает?
— Я переживал за свою дочь.
— Не стоило, папочка. У меня все отлично. В твоей помощи и переживаниях я не нуждаюсь.
После этих слов я скрылась в подъезде и больше мы никогда не виделись. Я была уверена, что отец попросту вычеркнул меня из жизни, смирилась с этим… а потом узнала о том, что оставил мне все свои деньги и бизнес. Свое детище.
На что он рассчитывал? На то что ребенок, которого он никогда не любил, будет холить и лелеять ребенка, которому он отдавал всего себя? Или он думал, что я обрадуюсь возможности вернуться к прежней богатой жизни и буду жить припеваючи не вмешиваясь в дела фирмы? Что ж, не удивлюсь, что покушение на мою жизнь он умудрился организовать сам с того света. Потому я покусилась на святое… на дело всей его жизни.
Отчаянно трясу головой, пытаясь избавиться от этих воспоминаний. Сегодняшний день слишком большое испытание для моей нервной системы. Я даже боюсь смотреть по сторонам, потому что знаю, что любой предмет, на который наткнусь глазами тут же против воли затянет меня в бурную реку памяти. Поэтому, я просто закрываю глаза и пытаюсь представить, что я лежу не на кровати Марата, той самой, где мы зачали Тимура, а где-то на берегу моря…
К сожалению, даже воображаемый шум волн не способен заглушить мои собственные мысли. В какой-то момент я сдаюсь и погружаюсь в них с головой. Перед глазами тут же всплывает мой первый визит сюда, балетная студия, разбитые зеркала… После этого воспоминания закручиваются в мощный вихрь и я понимаю, что даже если сильно постараюсь, самостоятельно выбраться из него у меня уже не получится. В глазах рябит от того с какой скоростью проносятся все вечеринки, показной флирт Марата с другими девушками, его игра… а затем, картинка будто специально замедляется и вот я уже словно в замедленной съемке вижу свой танец на сцене и его взгляд… Взгляд, который говорит, что несмотря на все наши старания, мы так и не смогли убить самое важное. Нашу любовь.
В какой-то момент я, наверное, засыпаю, потому что вместо логического продолжения воспоминаний, я вижу совсем иную картинку. Марат улыбается Тимуру, кружит его в руках, подбрасывает вверх так высоко, что у меня внутри все сжимается от страха, чтобы потом распуститься фейерверком смеха, когда он ловит сына и тот заливисто визжит от восторга. Перед глазами проплывают все совместные праздники, прогулки и уютные вечера дома с горячим какао и детскими книжками. Я готовлю ужин пока Марат с Тимуром собирают очередное чудо техники из лего и затем бегут на кухню, чтобы продемонстрировать мне “подводный вертолет”. Я настолько счастлива в этом сне, что когда просыпаюсь, первое что чувствую, это дикое всепоглощающее разочарование. А затем я чувствую сильный запах дыма.