Вне конкуренции
Шрифт:
– Стой. – торможу у машины, тянусь к ней всем телом. Для себя. Подзарядиться. Расщепить внутренний мандраж. Не показываю, но вихрем закручивает. До жжения в груди.
– Что? – пружиной натягивается.
– Люблю тебя. – само прорывается.
Расцветает, румянец на щеках выступает. Но ответ душит. Вместо этого кладёт ладони мне на плечи, встаёт на цыпочки и нежно целует в нос. Током бьёт. Дефибриллятором сердце запускает.
По глазам читаю: «Тоже когда-то буду.» Расслабляюсь.
Давид поймёт, почувствует. Я больше, чем друг. Я теперь полноправный
ГЛАВА 21.
ИЯ.
Моя мама не похожа на маму… Отдалённо это всё ещё та сияющая женщина, что с бесконечной нежностью укрывала меня на ночь одеялом и, как папа, щекотно шептала на ухо «моя сладкая ягодка».
Сейчас этого нет. Она не откликается. Совсем. Повернула голову ровно на две секунды, посмотрела сквозь меня и отвернулась. Ощущение, словно через тебя прошла шаровая молния, обожгло сердце. Если бы не рука Игната, крепко держащая мою, упала бы без чувств. Даже не стараюсь скрыть дорожки слёз.
Глупая. Я ещё и наряд подбирала, беспокоилась как выгляжу, хотела маме понравиться…
– Мама… - на обрыве вздоха. – Ты меня слышишь? – растягиваю всего один шаг к ней, чтобы не испугать. – Можно я к тебе прикоснусь, мам? – дышу через нос, тихо глотаю слёзы.
– Можете подойти. Она уже спокойно реагирует. – кивает врач, что стоит в стороне и наблюдает.
Поверить не могу. Чтобы приблизиться к родной матери я должна получить разрешение.
– Не принимай на свой счёт. – шепчет муж. Сам волнуется, грудь на выдохе тяжело опадает. – Иди.
Неторопливо считаю секунды до контакта. Мне на животном уровне нужно почувствовать маму. Физически. Морально. Духовно. По-всякому.
Мамочка…
Помешкавшись, сажусь рядом с ней на краешек диванчика, тяну руку к её плечу, накрываю пальцами.
– Мамуль?
– теряю способность дышать.
Она, чувствуя, чужое прикосновение, оборачивается, смотрит мне в лицо. Никаких эмоций, никакой вспышки в памяти. Не помнит, что я её дочь.
Утыкаюсь носом в её кофту, вбираю всё, что удастся с собой забрать. Ткань сыреет от влаги на моём лице.
– Ты ждёшь Давида, да? – вибрирующим голосом.
Отмирает. Быстро-быстро подбородком кивает. Тёплый свет в глазах зажигается.
– А меня помнишь?
Молчит, смотрит на меня, взгляд пустеет… а потом вдруг загорается с невиданной силой. Мама протягивает руку к моим волосам, дотрагивается пальцами до своей заколки, что я надевала на свадьбу.
Улыбается.
– Да, это твоя… ты вспомнила?? Я тебе её принесла… - стягиваю со своих волос и закрепляю на её. – Твоя любимая. Ты её очень берегла… - шмыгаю носом.
И тут мама переводит взгляд мне за спину, где ждёт Игнат. Плавно поднимается, подходит к нему и абсолютно привычным жестом смахивает с его плеча вымышленные соринки. Кадык мужа дёргается, он шумно сглатывает и его тело пробивает мелкой дрожью. Набрав в грудь воздуха, Розанов севшим голосом шепчет:
– Как всегда обворожительны,
Размазываю слёзы по щекам. Огромным усилием воли торможу рвущиеся на выход эмоции. Мама некоторое время ходит вокруг Игната и мягко улыбается. А он стоит каменной глыбой и часто-часто моргает. На рефлексе тянусь ближе к маме и встаю рядом с мужем.
Она замедляется, бегает по мне глазами, выискивает что-то.
Может, потому что, я на папу похожа…
Снова тянет ко мне руки, уши трогает. Не пойму…
– Да, это жемчужинка, тётя Нелли. – подсказывает Игнат и моё сердце идёт в пляс. Крутится у неё в сознании. Крутится! Жемчужные серёжки её уносят вглубь воспоминаний. А там я…
– Бусинка… - почти беззвучно выдыхает мама и меня начинает трясти. Все в комнате замирают, а я словно под действием электрошокера.
– Без резких движений. Не пугайте. – тихо командует доктор и я заставляю себя успокоиться.
– Да, твоя бусинка, мам… - надтреснутым хрипом.
Но она вновь отворачивается и идёт к окну. Порываюсь за ней, но врач резко выставляет ладонь сигналом «стоп» и Игнат хватает меня за локоть. Всхлипываю и он прячет моё лицо у себя на груди:
– Пошли, маленькая. На сегодня с неё хватит.
Прикладывает силу, чтобы увести меня, мои ноги просто-напросто приросли к центру этой палаты.
– Не стоит расстраиваться. – чуть позже подходит к нам доктор, оставляя маму с сиделкой. – Это уже большой прогресс. Мы обязательно с коллегами пересмотрим запись с камеры видеонаблюдения и на основе выводов сможем внести правки в лечение.
– Видишь, Ий. Всё прошло хорошо. – собирает губами мои слёзы Игнат.
– Хорошо? – задыхаюсь, рыдаю ещё горше. – Она не узнаёт родную дочь!
– Она блокирует вас в связи с непосредственной причастностью к её мужу. Его гибель она отрицает.
– К ней вернётся память? – цепким взглядом на врача.
– Мы делаем всё, чтобы это было мягко и последовательно. – не юлит, в глазах стойкое убеждение.
Обмякаю в сильных руках Игната и повторяю в голове молитву о мамином здоровье.
– Если хочешь, к Давиду заглянем завтра? – предлагает он.
– Нет! Сейчас!
ИГНАТ.
Как только заходим в палату к Давиду, я на мгновение отключаю все процессы внутри организма, замедляю время, намеренно парализую все свои чувства, чтобы ощутить энергетику друга. Она есть. Слабая. Но касается кожи, шепчет тишиной в уши, греет область сердца, словно сам Дава кладёт ладонь на грудь и… улыбается. Знаю, он блуждает здесь. Придумывает новые шутки… Не хочу думать, что он в абсолютной темноте. Смотрю на Ию. Малышка чувствует тоже самое. Не сговариваясь, не издаём ни звука. Не моргая, запоминаю взглядом спящего друга. Так долго, что начинают слезиться глаза. Внутри безостановочно бродят волнение и нескончаемая кручина. Я очень тоскую по нашей дружбе. Умом всё понимаю, убеждаю себя подождать, но в грудине раз за разом всё волком воет, сжимает горячим спазмом.