Вне Объектива

Грей Р. С.

Слезы текут по щекам, когда я перебираю художественные принадлежности, чтобы найти полупустую бутылку текилы, которую Наоми оставила здесь в ту ночь, когда мы пошли в бар; в ту ночь, когда я разделась перед Джудом.

Я краду ее с книжной полки, откручиваю крышку и отступаю назад, чтобы посмотреть на наполовину нарисованный портрет отца, смотрящего на меня. Синие и оранжевые оттенки отбрасывают тени на его черты, но серые глаза пристально смотрят на меня, вытаскивая всю скрытую печаль на поверхность.

Пошел ты. Я делаю большой глоток текилы и наслаждаюсь

болью, когда она обжигает мне горло и рот. Пошел ты на хер за то, что покончил с собой. Еще одна порция скользит вниз, окутывая живот сладким теплом. Пошел ты на хер за то, что бросил меня. Еще один долгий глоток крепкого напитка, а затем я провожу пальцем по мокрой краске, размазывая черты его лица в размытое месиво различных оттенков. Пошел ты на хер за то, что не остановился, пока я умоляла.

Джуд

Жужжание телефона эхом разносится по тихой комнате. Я беру трубку, не глядя на идентификатор абонента.

— Да? — Пульс учащается, пока жду, когда раздастся ее голос. Чарли не звонила с тех пор, как вышла из квартиры три недели назад, и сердце подпрыгивает при мысли о том, что на другом конце провода может быть она.

— Джуд! Слава богу, ты ответил, — вздыхает женский голос в трубке, но это не Чарли.

Наоми?

— Наоми? В чем дело? — Я бросаю взгляд на экран и вижу, что сейчас только половина десятого вечера. На этой неделе я работал, ходил в спортзал и каждый день рано ложился спать.

— Насчет Чарли.

Что? Нужно успокоиться.

— А что с ней?

— Слушай. Знаю, ты ей ничего не должен... но, что что-то не так, и подумала, что тебе стоит знать.

Я сжимаю зубы и пялюсь на потолок. И зачем я тут нахожусь. Чарли ушла. Конечно, что-то не так.

— Рассказывай, — требую я грубо.

— Она даже не рассказала мне всего, но, Джуд, за нее стоит бороться. Чарли все держит в секрете. Но я никогда не видела ее такой. Обычно я могу дозвониться до нее в трудные дни, но последние недели были настоящей пыткой. Чарли игнорирует звонки и не впускает меня домой.

Наоми замолкает, и я слышу ее тихое сопение на заднем плане. В следующий раз, когда она заговаривает, ее слова заглушаются тихими рыданиями:

— У нее прекрасная душа, но, Джуд, она измучена. У нее была очень тяжелая жизнь. Та жизнь, которая выглядит идеальной только на бумаге, та жизнь, в которой никто никогда не сомневается. Но ты должен продолжать настаивать, Джуд. Я не знаю, что делать.

— Она ушла от меня, Наоми, — уточняю я, пытаясь и себе напомнить.

— Знаю, — произносит она, хотя голос говорит обратное.

— Я умолял ее открыться, но она ушла. Зачем бы ей видеть меня сейчас?

— Ты добиваешься ее сильнее, чем кто-либо другой. Черт возьми, мне приходилось годами пробиваться внутрь, а ты за несколько недель будто снял каждый слой.

— Я не хочу, чтобы она страдала, — признаюсь я, чувствуя, как тает стальная решимость.

— Я не знаю, что делать, — плачет Наоми в телефон.

— Я зайду поутру.

Я держался на расстоянии только потому, что думал, что это поможет ей.

— Спасибо, Джуд.

Сейчас субботнее утро, а это значит, что Чарли должна пробегать маршрут по Центральному парку. Прошлой ночью я почти не мог заснуть, потому что хотел позвонить ей, но не думал, что она ответила бы. Поэтому вместо этого я решил проснуться пораньше, надеть кроссовки и найти ее на дорожке, чтобы поговорить с Чарли лично.

За последнюю неделю температура упала на несколько градусов, так что все бегают в толстых куртках и шапках. Я разглядываю каждого человека, который пробегает мимо, но нет никакого реального способа отличить их друг от друга. Каждый раз, когда мимо пробегает блондинка, я убеждаю себя, что это она, и каждый раз сердце падает, когда понимаю, что черты лица не совпадают.

Я стою в центре парка, где пересекается большинство тропинок, поворачиваю по кругу и жду ее. Холодный ветер проносится мимо, заставляя глаза слезиться, пока бегуны сворачивают вокруг меня. Некоторые из них проклинают меня за то, что я преградил им путь, в то время как другие ясно видят отчаяние, отражающееся на чертах, и сочувственно кивают мне.

Я не уверен, что произойдет, когда увижу Чарли. Хотел бы я иметь поэтическое извинение или простой способ все исправить между нами, но прямо сейчас мне просто нужно увидеть Чарли. Я хочу найти ее на тропе и унести прочь, обратно в наш собственный маленький мир. Может быть, как только солнце осветит моего ангела, слова придут сами собой.

Но по прошествии нескольких часов уверенность иссякает. Я, должно быть, пробежал весь парк трусцой три раза, прежде чем окончательно решил, что мне не суждено ее найти. Либо я не заметил, как она пробегала мимо, либо Чарли вообще не вышла на тропу. Возможно, наши пути не пересекались, но мне кажется, что это не так. Интуиция подсказывает мне, что ее здесь нет.

А где она? Сейчас субботнее утро.

В голове начинают мелькать разные причины, вызывая панику. Не раздумывая больше, я бегу трусцой к периметру парка и ловлю такси.

— Гринвич-Виллидж, — кричу я водителю, прыгая на заднее сиденье и бросая вперед стодолларовую купюру, чтобы он выбрал самый быстрый маршрут. Я изучаю улицы, нервно стуча пальцем по бедру. Я пытаюсь успокоить нервы, но ничего не помогает. Я продолжаю представлять сценарии, которые вызывают у меня приступ грусти. Надейся на лучшее, готовься к худшему.

Чарли, пожалуйста, впусти меня. Я взываю к вселенной, пока водитель такси объезжает городские улицы.

Был ли я дураком, что оттолкнул ее? Неужели она начала открываться мне? Я чувствовал, что отдал ей все, но она не была готова. Я не могу спасти ее, и Чарли не может спасти меня. Мы не можем быть повязками друг для друга… Но я никогда не думал о ней как о пластыре. Во всяком случае, находиться рядом с ней было все равно что срывать пластырь: быстро, резко, волнующе, болезненно и оживленно.