Вне правил
Шрифт:
У меня шесть свидетелей – Уилсон и еще пять человек, которые подтвердят, что в ту среду Гарди был с ними примерно с двух часов дня до темноты. Они тусовались в месте под названием Яма – заброшенном гравийном карь-ере в лесном массиве к югу от Города. Это уединенное убежище для прогульщиков, беглецов, бездомных детей, наркоманов, мелких уголовников и пьяниц. Заглядывают сюда и бродяги постарше, но в основном тут собираются подростки, от которых все отказались. Они спят под навесами, делятся украденной едой и выпивкой, принимают наркотики, названия которых я никогда и не слышал, занимаются случайным сексом и вообще прозябают
Итак, у моего клиента есть алиби – известно, где он был во время убийства. Так ли это?
Когда Уилсон занимает место свидетеля и его приводят к присяге, присяжные ему уже не верят. В суд он явился в своем обычном наряде – грязных и рваных джинсах, разбитых армейских ботинках, зеленой футболке, прославляющей какую-то психоделическую группу, и щеголеватой фиолетовой бандане на шее. Над ушами волосы сбриты, вдоль черепа тянется ярко-оранжевый ирокез. Лицо украшено обязательным набором татуировок, серег и пирсинга. Он еще совсем ребенок, но сейчас вдруг оказался посреди такого официоза, что невольно натягивает на лицо ухмылку, при виде которой ему сразу хочется дать затрещину.
– Просто веди себя как обычно, – напутствовал я его.
К сожалению. Я бы и сам не поверил ни единому его слову, хотя он говорит чистую правду. Как и договаривались, мы восстанавливаем события того дня.
На перекрестном допросе Гувер буквально уничтожает его. Сынок, тебе пятнадцать лет, почему ты не был в школе? Курил косяк со своим дружком, сидящим здесь? Понятно. Ты об этом хочешь поведать присяжным? Выпивка, наркотики, просто пара бездельников, так?
Уилсон по глупости все отрицает. После четверти часа издевательств он полностью дезориентирован и боится, что его могут за что-нибудь посадить. А Гувер не унимается и продолжает себя вести как злобный бык на детской площадке.
Гувер не дружит с головой и заходит слишком далеко. Он полностью подчинил Уилсона и каждым новым вопросом заколачивает очередной гвоздь в крышку гроба его показаний. И вот теперь намеревается поставить под сомнение саму дату: как может Уилсон помнить, что происходило в ту конкретную среду марта? Ведь прошло столько времени. У них там в Яме есть календарь?
– Ты не можешь утверждать наверняка, что происходило именно в ту среду, верно? – громко спрашивает он.
– Могу, сэр, – отвечает Уилсон, впервые вежливо.
– Каким образом?
– Потому что приезжала полиция, и они сказали, что ищут двух девочек. Это было в ту среду. А Гарди был с нами с обеда. – Для парня без мозгов Уилсон справился с этим блестяще, как мы и репетировали.
Понятно, что при любом правонарушении в Майлоу, исключая разве что разбрасывание мусора на улицах, полиция сразу мчится к Яме, чтобы найти виновных. И выдвинуть обвинения против привычных подозреваемых. Яма находится примерно в трех милях от пруда, где нашли девочек Фентресс. Понятно, ни у кого из завсегдатаев Ямы нет никаких транспортных средств и передвигаются они только пешком, но полиция все равно туда регулярно наведывается и начинает их прессовать. Гарди говорит, что помнит, как приезжали полицейские и расспрашивали о пропавших девочках. Полицейские, конечно, не помнят, что видели Гарди в Яме.
Но это все равно не имеет значения. Присяжные не верят ни единому слову Уилсона.
Затем я вызываю свидетеля, чьим показаниям верят еще меньше. Все зовут ее Лоло. Бедняжка живет под мостами и в каких-то подземных коммуникациях, сколько себя помнит. Мальчишки ее защищают, а за это она с ними спит. Сейчас ей девятнадцать, но до двадцати пяти она точно не протянет, во всяком случае на свободе. Она вся в татуировках, и, пока ее приводили к присяге, присяжные уже прониклись к ней отвращением. Она помнит ту конкретную среду, помнит, как в Яму приезжали полицейские, помнит, что Гарди был там весь день.
При перекрестном допросе Гувер сообщает, что ее дважды задерживали за кражу в магазине. Магазине продуктов! А что делать, если очень хотелось есть? Гувер преподносит это так, будто она заслуживает смертной казни.
Мы движемся дальше. Я вызываю своих свидетелей, которые говорят правду, а Гувер делает их похожими на преступников. В этом безумие и несправедливость системы. Свидетели Гувера, выступающие на стороне обвинения, окружены ореолом легитимности и благословения властей. Полицейские, эксперты и даже стукачи, которых по такому случаю помыли, почистили и нарядили в красивую одежду, все занимают место на свидетельской трибуне и хором лгут, чтобы добиться смертного приговора для моего клиента. А свидетелей, которые знают и говорят правду, немедленно опорочивают и выдают за лжецов.
Подобно многим другим, наш процесс нацелен не на поиск истины, а на победу. И чтобы победить без всяких вещественных доказательств, Гувер должен прибегать к фальсификации, лжи и отрицанию правды, как будто он ее ненавидит. У меня есть шесть свидетелей, которые клянутся, что моего клиента и близко не было возле места преступления, когда там совершалось убийство, и все шестеро были подняты на смех. Гувер представил два десятка свидетелей, практически каждый из которых известен лживостью и полицейским, и обвинению, и судье, а присяжные внимают им с таким трепетом, будто читают Священное Писание.
13
Я показываю присяжным карту их чудесного города. Яма расположена далеко от пруда; в предположительное время убийства Гарди никак не мог находиться в обоих местах одновременно. Присяжные этому не верят, потому что им уже известно, что Гарди имел отношение к сатанинскому культу и привлекался за половое извращение. Хотя нет никаких доказательств, что девочки подверглись сексуальному насилию, все жалкие обыватели в несчастном городишке не сомневаются: Гарди их сначала изнасиловал, а потом убил.
В полночь, когда я ворочаюсь в мотеле на продавленной кровати с пистолетом, у изголовья раздается звонок мобильника. Это из ДНК-лаборатории в Сан-Диего. ДНК крови, столь немилосердным способом полученной Тадео со лба Джека Пили, совпадает с ДНК волоса, оставленного убийцей, когда он стягивал шнурками лодыжки Дженны Фентресс одиннадцати лет.
14
Сна у меня нет ни в одном глазу. Мы с Напарником покидаем мотель, когда еще темно, и только при подъезде к Майлоу на востоке начинает светлеть. Город постепенно просыпается, и мы встречаемся с Епископом у него в офисе. Он звонит судье Кауфману домой, вытаскивает его из постели, и в восемь часов я уже вхожу к нему в кабинет, где он ждет с Гувером и секретарем суда. Все, что будет происходить дальше, необходимо запротоколировать.