Вне себя
Шрифт:
Прохор выдохся.
– Закончил? – подождал продолжения Саблин.
– Да. И я не псих!
– Верю. Но у меня появились вопросы. Насколько ты сам в теме?
– Если ты о формологии…
– О жизни твоего одиннадцатого.
– Ну, сколько он мне сообщил, столько и знаю.
– Давай начнём с математики. Объясни мне главное – суть происходящего. Какого дьявола понадобилось твоему «брату-близнецу» из соседнего измерения заявляться к тебе? Что ему нужно?
– За ним гонятся Охотники.
– Это я понял. Что за Охотники,
– Хорошо, давай сначала, с математики. – Взгляд Прохора прояснился. – Суть происходящего в следующем. Все цифры и числа организуют превалитеты геометрических форм, а глобально – пространственно-временные континуумы. Эти континуумы образуют нечто вроде многослойной «матрёшки» пространств, что и есть Вселенная. Мы живём в Ф-превалитете под номером два, мой гость – в одиннадцатом превалитете, где командуют парадом изменённые по отношению к нашим физические законы. А законы эти формируются геометрией взаимодействий. Если в нашем числомире главная геометрическая форма – тетраэдр, то в одиннадцатом – конгломерат фигур – тетраэдр, куб, гептаэдр, связанные фигурой одиннадцатигранника. Плюс заключённые в цифрах сакральные свойства данной реальности – символические смыслы и действия. Уяснил?
– Нет.
– Хорошо, попроще. Версии реальности зависят от чисел и цифр, несущих алгоритм самопроизводства и развития жизни.
– Теперь понял. Но кто задаёт законы формы в каждом слое «матрёшки»?
– Отличный вопрос! Ты быстро ориентируешься.
– Учусь у тебя.
– Я не успел расспросить своего «брата-близнеца», кстати, там у него фамилия Смирнов… ах да, я уже говорил. Должен быть какой-то задатчик форм и констант.
– Программа.
– Базовые параметры задают цифры, а они не являются ни программами, ни реализаторами континуумов. Должен быть именно коммандер, задатчик развития. Если мой «брат» появится, я спрошу у него.
– Как он это делает – внедряется в мозги?
– Он владеет встроенным в психику механизмом числовой призмы.
– Чем?
– Умеет волевым усилием менять-разлагать спектры чисел и попадать в соседние числомиры. Этот способ он называет формонавтикой. И ещё у него есть эргион.
Саблин наморщил лоб в усилии понять смысл термина, и Прохор добавил:
– Энергоинформационный модуль, помогающий ему настраиваться на переход в соседние «слои матрёшки». Он иногда называет его инфобиотоном. Я понял, что это такое, можно будет соорудить нечто подобное из обычных деревянных палочек.
– Ты хочешь попробовать делать то же, что и он?
– Почему бы и нет?
– Рисковый парень! А если нарвёшься на этих самых Охотников? Кстати, кто они такие? Чем грозит встреча с ними?
– Насколько я понял, Охотники исполняют приказы каких-то Владык. Прохор назвал их Владыками Бездн. Что под этим подразумевается, понять было трудно. А вот почему они гоняются за ним, я уточнить не успел.
– Может, твой «брат» что-то натворил?
Прохор перестал мерить шагами комнату, удивлённо посмотрел на Данияра.
– Я не подумал. Хотя… нет, не верю, он не производит впечатления преступника.
– Ты посмотри, кто у нас сидит за решёткой: редкая морда производит впечатление преступника. А вот во власти их несметное количество, если судить по сытым рожам.
– Не обращал внимания.
– Обрати как-нибудь. Теперь такой вопрос: с чего начинается твоя вселенская «матрёшка»? С какой цифры? С нуля или с единицы?
– С нуля.
– Но ведь нуль – ничто, пустота, отсутствие чего бы то ни было.
– Нуль не пустота, не вакуум, это равновесие, граница перехода меж проявленным и непроявленным. На Руси говорили – между Явью и Навью. Возможно, он олицетворяет собой Изначальный мир, где располагаются Божьи чертоги.
– Это он тебе сказал, одиннадцатый?
– Это я так думаю.
– Не знал, что ты веришь в Бога.
– Я верю в Творца.
– Разве это не одно и то же?
– Бог как Личность, каким его изображают художники, точно не существует, это отражение человеческих фантазий, желаний и надежд. Бог как Сущность, Творец Всего Сущего, есть.
Саблин прищурился, разглядывая затвердевшее лицо Прохора.
Эта проявившаяся твёрдость была ему раньше не свойственна.
– Ты изменился.
– Изменишься тут, – признался математик с виноватой полуулыбкой. – Хорошо, что ты не призываешь меня сходить к психотерапевту.
– Это мы ещё успеем сделать, – серьёзно ответил Саблин. – Но такое придумать трудно, а уж детализировать и вовсе невозможно. Будем думать, что делать дальше. Дашь знать, когда он снова, – Данияр хмыкнул, – проявится в твоей черепушке?
– Не вопрос.
– Меня всё-таки больше интересует не математика с геометрией, а Охотники. Чую, нам придётся с ними познакомиться.
– Не надо.
– Сам не хочу.
– Почему ты так думаешь?
– Если они гонятся за твоим «близнецом» по всем привальтетам…
– Превалитетам.
– Числомиры – звучит лучше. Если они гонятся за ним, то могли засечь, кого он посещал.
– Как? Это же не физическое посещение, его нельзя увидеть и проследить.
– Не знаю, может, существует какая-нибудь аппаратура для этого. В общем, оглядывайся по сторонам, и, если увидишь что подозрительное, сразу звони.
Прохор положил руку на плечо Саблина.
– Спасибо, что поддержал. Честно говоря, я уже начал сомневаться в своей нормальности.
– А вот это зря, – с той же невозмутимостью сказал Данияр. – Насколько мне известно, все знаменитые математики были ненормальными. Ты из той же породы.
– Для этого мне не хватает знаменитости, – улыбнулся Прохор. – Чаю попьёшь?
– Нет, побегу, дел много. Вечером после тренировки созвонимся. А если твой «брат» появится раньше…
– Позвоню я.