Вне времен
Шрифт:
Свое охранительное заклятие Т’йог начертал на свитке, сделанном из пленки «птхагон» (по фон Юнцту внутренней плены давно вымершей ящерицы йакитх), и заключил его в орнаментированный цилиндр из металла «лагх», принесенного Старыми Богами с планеты Йугготх. Магическая эта формула даже имела силу вернуть окаменевшим жертвам первоначальный их облик. Жрец-еретик решился наконец, спрятав цилиндр под мантией, вторгнуться в крепость из циклопического камня с очертаниями, словно йсходящими из чужеродной геометрии, и сойтись лицом к лицу с монстром в его же логовище. Что за этим последует, он не знал вполне, но надежда стать спасителем человечества вселяла в него могучую волю.
Не учел он одного — зависти и корысти избалованных почестями жрецов Гхатанотхоа. Едва услышав
И тогда жрецы втайне совершили то, чего не сумели сделать открыто. Однажды ночью Имаш-Мо, Верховный Жрец, тайком проник в комнату Т’йога при храме и выкрал из его спальных одежд цилиндр с заветным свитком, подменив его другим, очень схожим с ним, но не имеющим магической его силы. Когда фальшивый талисман скользнул обратно в покровы спящего еретика, не было конца ликованию Имаш-Мо, ибо он был уверен, что подмена не будет замечена. Считая себя огражденным истинным заклятием, Т’йог взойдет на запретную гору и вступит в Обитель Зла — и тогда все прочее довершит сам Гхатанотхоа, огражденный от всех чар.
Жрецам Темного Бога больше не было нужды выступать против неповиновения высшей силе. Пусть Т’йог идет навстречу собственной погибели. А они всегда будут хранить втайне украденный свиток — имеющий истинную силу заклятия — и передавать по наследству от одного Верховного Жреца другому в надежде использовать его в отдаленном будущем, когда, возможно, понадобится нарушить священный закон — волю Дьявола-Бога. А потому остаток ночи Имаш-Мо провел в безмятежном сне.
На рассвете Дня Небесных Огней (не истолкованного фон Юнцтом) Т’йог, с благословения царя Тхабона, возложившего руку на его голову, отправился в сопровождении молящегося и поющего гимны народа на ужасную гору, держа в правой руке посох из дерева тлатх. Под своей мантией он нес цилиндр со свитком, содержащим, по его мнению, истинное заклинание против мощи Темного Бога — он ведь и в самом деле не сумел обнаружить подлог. Не уловил он и насмешки в словах, которые Имаш-Мо и другие жрецы поминутно вплетали в молитвы, якобы прося у неба даровать посланнику народа успех и благополучие.
В безмолвии стоял внизу народ, глядя, как все удаляется и уменьшается вдали фигура Т’йога, с трудом восходящего по запретному базальтовому взгорью, до сей поры чуждому человеческой поступи; и многие люди еще долго стояли здесь, глядя вверх, и после того, как он исчез за опасным выступом торы, закрывавшим прибежище Темного Бога. В эту ночь некоторым чувствительным мечтателям чудилась слабая дрожь, сотрясавшая вершину ненавистной горы, но другие люди смеялись над ними. На утро огромные толпы все молились да смотрели на гору — не вернется ли Т’йог? То же повторилось и на второй день, и на следующий. И еще многие недели люди ждали и надеялись, а потом стали плакать. С той поры никто уже никогда не видел Т’йога, который должен был избавить человечество от страхов.
Неудача дерзкого предприятия жреца-еретика навсегда устрашила людей, и они старались даже не задумываться о наказании, постигшем смельчака, который проявил непочтение к богам. А жрецы Гхатанотхоа насмехались над теми, кто вздумал бы противиться воле Темного Бога или оспорить его право на жертвоприношение. В последующие годы хитрая уловка Имаш-Мо стала известна народу, но и это не переломило привычного всеобщего мнения, что Гхатанотхоа лучше оставить
Но все же в последние века существования Му тонкие струйки древних тайн просочились за ее пределы. В далеких странах собирались вместе серолицые беженцы с затопленных островов, избежавшие кары морского дьявола, и теперь уже чужие небеса упивались дымом с алтарей, воздвигаемых в честь давно исчезнувших богов и демонов. Никто не знал, в какие бездонные хляби погрузилась священная вершина Йаддитх-Гхо и циклопическая цитадель ужасного Гхатанотхоа, но все еще бродили по земле существа, бормочущие имя Темного Бога и совершающие в его честь чудовищные жертвоприношения, чтобы, разгневавшись, он не пробился сквозь толщу океанских вод и не стал бродить неуклюжей массой среди людей, сея ужас и окаменение.
Вокруг рассеянных по всему свету жрецов нарастали рудименты темного и тайного культа — потому тайного, что народы новых стран почитали уже других богов и демонов, и в Старых Богах и Дьяволах видели лишь одно зло, — но приверженцы тайного культа по-прежнему совершали многие преступные деяния и поклонялись древним чудовищным идолам. Из уст в уста передавалась молва, что якобы один из жреческих родов до сей поры хранит истинное заклятие против мощи Гхатанотхоа, выкраденное Имаш-Мо у спящего Т’йога, хотя уже и не осталось никого, кто мог бы прочитать или разгадать тайные письмена или указать, в какой части света затерялись погибшее царство К’наа, ужасная вершина Йаддитх-Гхо и титаническая крепость Бога-Дьявола.
Переживший века культ процветал главным образом в тех районах Тихого океана, в пределах которых некогда существовала сама Му, но в легендах глухо намекалось о поклонении омерзительному Гхатанотхоа также и в злосчастной Атлантиде и на ненавистном плато Ленг. Фон Юнцт предполагает его проникновение и в сказочное подземное царство К’н-йан, приводит ясные доказательства его следов в Египте, Халдее, Китае, в забытых семитских империях Африки, а также в Мексике и Перу. Более чем прозрачно фон Юнцт намекает на связь этого культа и с шабашами ведьм в Европе, против которых тщетно направлялись грозные папские буллы. Впрочем, Запад никогда не был к ним благосклонен; и народное негодование, побуждаемое свидетельствами об ужасных ритуалах и жертвоприношениях, начисто вымело многие ветви тайного культа. В конце концов он сделался гонимым, трижды запретным, затаившимся, хотя зерна его нельзя считать навсегда уничтоженными. Так или иначе, но он постоянно выживал — главным образом, на Дальнем Востоке и на островах Тихого океана, где его сущность влилась в эзотерические знания полинезийского Ареои.
Фон Юнцт неоднократно тонко и тревожно намекал на свое непосредственное соприкосновение с этим культом, и эти намеки потрясли меня, когда я поставил их в связь со слухами об обстоятельствах его смерти. Он говорил об оживлении некоторых идей, связанных с ожидаемым появлением Дьявола-Бога — таинственного создания, которого ни один человек (если не считать отважного Т’йога, так и не вернувшегося назад) никогда не видел, и сопоставлял сам характер этих рассуждений с табу, наложенным в древнем Му на любые попытки даже представить себе образ этого чудовищного существа. Особые опасения внушали ученому толки на эту тему, распространившиеся в последнее время среди испуганных и зачарованных приверженцев культа — толки, полные болезненного желания разгадать истинную природу той адской твари, с которой Т’йог мог встретиться лицом к лицу в дьявольской цитадели на ныне затонувших горах перед тем, как его постиг (если это случилось на самом деле) ужасный конец; и я сам был странно встревожен косвенными и зловещими ссылками ученого на эти обстоятельства.