Вне времен

Едва ли кто из жителей Бостона — да и всякий чуткий читатель — забудет странное происшествие, случившееся в музее Кабо. Статьи в газетах, посвященные той дьявольской мумии; шумные толки о столь же ужасных, отдаленно связанных с ней древних преданиях; волна нездорового интереса и бурной активности среди приверженцев всяческих запретных культов, неожиданно поднявшаяся по всему миру в 1923 году; и, наконец, жуткая, трагическая судьба двух посетителей, тайком пробравшихся в музей ночью 1 декабря того же года — все это вместе стало классическим примером формирования мифа, который впоследствии передается из поколения в поколение и становится зерном

целого цикла чудовищных вымыслов.

Но всякий же, очевидно, понимает при том, что публикации о кульминационных моментах этой истории сознательно умалчивали нечто весьма существенное, имеющее роковое значение для человечества. Слишком поспешно постарались заглушить и предать забвению даже первые тревожные намеки на более чем странное состояние одного из этих двух мертвых тел — не были также прослежены до конца совсем уж необычные изменения, которые претерпела мумия и которые в нормальных условиях привлекли бы ненасытный интерес прессы. Крайне подозрительным показалось людям и то обстоятельство, что мумию больше уже не возвратили в ее прежнюю застекленную витрину. И вовсе уж неубедительной была ссылка на то, что все усиливающееся разложение тканей сделало невозможным дальнейшее ее экспонирование — это в наши-то дни, когда так высоко развилось искусство таксидермии [1] .

Мне, хранителю музея, видимо, следовало бы обнародовать все преданные умолчанию факты, но при жизни я не сделаю этого. Существует в нашем мире и во Вселенной нечто такое, о чем большинству людей лучше бы и не ведать — таково мнение, на котором все мы — персонал музея, врачи, журналисты и полиция — сошлись единодушно, когда случился весь этот ужас, и от которого я не отделяю и себя. И в то же время кажется неоспоримым, что сведения столь ошеломляющего научного и исторического значения не должны оставаться целиком недокументированными; из этих соображений я и подготовил для серьезных ученых настоящий отчет о феноменальных событиях. Он займет свое место в ряду других материалов, предназначенных для изучения после моей смерти, и решение их судьбы я предоставляю благоразумию моих душеприказчиков. Добавлю, что решение это может воспоследовать в очень скором времени, так как некоторые зловещие и необъяснимые события последних недель привели меня к мысли, что моей жизни — также как и жизни других должностных лиц музея — грозит опасность ввиду острой неприязни к нам со стороны приверженцев тайных культов, широко распространенных среди азиатов, полинезийцев, а также мистиков всякого толка. (Примечание душеприказчика: доктор Джонсон неожиданно и, пожалуй, таинственным образом скончался 22 апреля 1933 года от паралича сердца. Уэнтворт Мур, таксидермист музея, бесследно исчез в середине предыдущего месяца. 18 февраля того же года доктор Уильям Мино, руководивший анатомическим вскрытием мертвых тел, был ранен ударом ножа в спину и на следующий день умер.)

Фактически началась эта история, как я полагаю, в 1879 году — задолго до моего назначения хранителем музея, — в те дни, когда музей приобрел эту чудовищную, не поддающуюся определению мумию у Восточной Судоходной Компании. Само ее открытие произошло при невероятных и опасных обстоятельствах — ее нашли в гробнице неизвестного происхождения и баснословной древности, на небольшом островке, внезапно поднявшемся со дна Тихого океана.

11 мая 1878 года Чарльз Уэзерби, капитан торгового судна «Эриданус», вышедшего из Веллингтона в Новой Зеландии и взявшего курс на Вальпараисо в Чили, заметил в открытом море неведомый остров, не отмеченный ни на каких картах и имевший, по всей видимости, вулканическое происхождение. Высоким усеченным конусом он круто вздымался над поверхностью воды. Высадившаяся на него группа матросов под командой самого капитана обнаружила на обрывистых склонах, по которым они вскарабкались наверх, свидетельства длительного его пребывания под водой, вершина же его казалась разрушенной совсем недавно, как бы от подземного толчка. Среди рассеянного вокруг щебня виднелись и массивные камни, еще хранившие следы искусственной их обработки, и даже поверхностное обследование островка открыло здесь циклопическую каменную кладку явно доисторических времен, наподобие той, что время от времени обнаруживается на некоторых древних островах Тихого океана и представляет вечную археологическую загадку.

Наконец матросы вошли в огромную каменную гробницу, прежде являвшуюся, очевидно, лишь частью другого, еще более грандиозного строения, и находившуюся под землей; в одном из углов гробницы и таилась эта страшная мумия. Матросов, охваченных паническим ужасом — причиной которого послужила отчасти ошеломляюще жуткая резьба на каменных стенах, — все же удалось убедить перенести мумию на борт судна, хотя даже дотронуться до нее они смогли, лишь преодолев неизъяснимый страх и отвращение.

Рядом с телом, как бы вдвинутый в его одежду, был найден цилиндр, сделанный из неизвестного металла и содержащий в себе свернутую трубкой тонкую голубоватую пленку из столь же неведомого материала — она была исчерчена с помощью загадочного серого пигмента непонятными письменами. На самой середине каменного пола обнаружилось некое подобие гигантского люка, но за неимением достаточно мощных приспособлений матросы не сумели поднять его тяжелую крышку.

Музей Кабо, в то время еще только основанный, немедленно приобрел и мумию, и цилиндр, но скудость капитанского отчета о сделанном им открытии была очевидна. Хранитель музея Пикман лично отправился в Вальпараисо и снарядил в порту шхуну для поиска загадочной гробницы, но потерпел неудачу. Там, где предполагалось быть острову, теперь расстилалась лишь безбрежная ширь океана; исследователи поняли, что те же сейсмические силы, какие внезапно вытолкнули участок суши наверх, вскоре вновь увлекли его в мрачные водные хляби, где он находился и прежде неисчислимые века. С ним навсегда скрылся и секрет тяжелой крышки таинственного люка. Остались лишь мумия да цилиндр — они-то и были выставлены на обозрение публики уже в ноябре 1879 года, в зале, специально отведенном для древних останков.

Археологический музей Кабо, специализирующийся на реликвиях древних и неизученных цивилизаций, которые не имеют прямого отношения к искусству — небольшое и едва ли пользующееся широкой известностью учреждение, впрочем, достаточно высоко ценимое в научных кругах. Оно расположено на Маунтин Вернон-стрит, близ Джоя, в самом центре Бэконхилла — района Бостона, населенного самой избранной публикой, — занимая бывший частный особняк с пристроенным позади флигелем, и до последних ужасающих событий, принесших ему дурную славу, являлось для чопорных соседей предметом гордости.

Зал мумий, расположенный на третьем этаже здания (построенного в 1819 году по проекту архитектора Булфинча), теперь получил признание историков и антропологов как сокровищница крупнейших во всей Америке коллекций. Здесь хранятся типичные образцы древнеегипетского искусства бальзамирования от самых ранних экспонатов из Саккара [2] до последних, восьмого века после Рождества Христова, коптских попыток сохранения мертвых тел; мумии других цивилизаций, включая доисторические индейские захоронения, найденные недавно на Алеутских островах; запечатлевшие предсмертную агонию человеческие фигуры из Помпеи, вылитые из гипса в трагических пустотах, образовавшихся в пепле; мумифицированные самой природой тела погибших в шахтах и иных раскопках во всех частях земли, многие из которых поражают самыми невероятными позами, в каких застали их последние смертные муки — сказать короче, здесь находится все, что может находиться во всякой коллекции подобного рода. В 1879 году экспозиции музея, естественно, были не столь обширны, как сейчас, но и тогда они уже привлекали пристальное внимание. При всем том новый экспонат — зловещего вида мумия из первобытной циклопической гробницы, обнаруженная на эфемерном, порожденном океаном островке — всегда являл собой главную притягательную достопримечательность музея.

Мумифицирован был мужчина среднего роста, неизвестной науке расы, застывший в необычной скрюченной позе. Лицо его, наполовину прикрытое похожими на лапы верхними конечностями, с выдвинутой вперед нижней челюстью, поражало своими ссохшимися чертами, искаженными таким ужасом, что иных посетителей просто бросало в дрожь. Глаза мумии были крепко зажмурены, а за веками угадывались выпуклые, сильно выдающиеся вперед глазные яблоки. На верхней части головы и на скулах сохранились кустики волосяного покрова; окраска тела в целом была близка к нейтрально-тусклому серому цвету. Поверхность мумии напоминала наощупь что-то среднее между кожей и камнем, представляя для специалистов, пытавшихся установить способ бальзамирования, неразрешимую загадку. Некоторые участки тела пострадали от времени и разложились. Мумию облегали куски ткани необычной выделки и, похоже, неведомого покроя.

Едва ли кто мог бы точно определить, что же именно делало этот экспонат столь жутким и отталкивающим. С одной стороны здесь было тонкое, необъяснимое ощущение беспредельной вечности и наивысшей чужеродности иссохшего тела — как если бы вы с края чудовищной пропасти заглянули в некую таинственную тьму; но главным все же было выражение безумного испуга на сморщившемся, полузащищенном верхними конечностями лице с выдавшейся вперед нижней челюстью. Это олицетворение бесконечного, нечеловеческого, космического ужаса не могло не внушить те же чувства любому посетителю музея, — их еще более обостряла атмосфера таинственности и тревожности, окутывавшая все здание.