Вне времени
Шрифт:
— Этот ошейник — подарок Закнрйи, нашего бога. Амулет будет слушаться только моих рук, пока я не умру. Закнрйи покровительствует магам… и заведует холодом и льдами.
— Понимаю, почему ты стал его… любимчиком, — хотя Лаэли и перевела дух посредине фразы, устав, словно при подъёме на гору, знакомые ноты иронии звенели, как и прежде.
Она оперлась на почтительно подставленную руку Алхаста, села на алтарь, дрожа от слабости. Девушка жалко улыбнулась, сверкнув глазами из-за челки.
— Доставила я вам хлопот, да? Простите,
— Ничего, — поторопился светлый. — Посиди пока, нужно кое-что закончить.
Его можно было читать, как открытую книгу: больше всего в мире ему хотелось прижать к себе девушку, и не отпускать- никуда и никогда.
Возможно, они даже будут счастливы. А я?
Светлый эльф подошёл к Настоятелю и коснулся ладонью его лба. Так убивают светлые — без мучений и боли, просто отпуская на волю душу. Но тоже ведь убивают.
Однако мелкий колдун, на которого, в общем-то, не следовало и обращать внимания, сумел преподнести нам прощальный сюрприз. В ту секунду, когда его душа отделилась от тела, я почувствовал стрелу заклинания, собирающуюся против того, кто совершил убийство.
А он совсем идиот, это недоучка, если решился на такое… В обмен на посмертное проклятье ты лишаешь посмертия — такая вот ирония. То есть становишься призраком, обреченном вечно, без перерождения и пути "дальше", за Хель и Асгард, обитать в среднем Мире, мучиться и истекать своей же злобой.
Зато посмертной проклятье невозможно отвратить.
Я оцепенел. Никто и не заметит и не поймёт, что произошло — но вместо двоих мертвецов в этом зале окажется трое. А что потом?
Я так устал…
ЛАЭЛИ
Алхаст подошёл к лежащему на полу Настоятелю. Я ещё плохо соображала, находясь в блаженном забытьи, как после отступившей лихорадки. Тем не менее, когда эльф наклонился над мужчиной, почувствовала — что-то очень злое собирается вокруг Алхаста, что-то…
Дарм'рисс шагнул вперёд, перехватил руку Алхаста и в последнюю долю мгновения отшвырнул его в сторону со всей силы. Потом оно собралось и ударило. Тело темного эльфа скрутило и смяло, как листок бумаги… брызнула кровь.
— Дар! — закричала я, рванувшись к нему.
Изломанная фигура дроу, в каком-то замедленном темпе, исполняя па последнего вальса, упала на пол подземного святилища.
Глава 23
ДАРМ'РИСС
Первым из подвластных мне чувств вернулся слух. Я слышал птичье чириканье — тихое и беззаботное. Я дышал, и воздух был свеж и прохладен… Я чувствовал себя восхитительно живым.
Тело было тяжелым, неповоротливым, но шевелиться не было нужды. Приблизилось чириканье, и мой лоб ощутил влажную ароматную прохладу. Чья-то тень заслонила солнце.
Я вспомнил, как приходил в себя несколько раз, мечась в бреду, пил то, что подсовывали, и снова проваливался в чёрное, вязкое забытье. Теперь, похоже, настало время проснуться окончательно.
Тень исчезла. Я открыл глаза, моргнул несколько раз, и картинка прояснилась. Я видел белые простыни, стены светло-коричневого цвета и распахнутое в полдень окно. Ветер трепал занавески — белые и оранжевые. Нет, рыжие…
— Девятый назгул получил приказ летать.
Какой летать, я спьяну неба-то не вижу!
— Что за базар? С горы видней!
Не рассуждать, ядрена мать,
Чтоб завтра вылез, гад-Баграт, в летящем виде!
Девушка обернулась и густо покраснела, заметив мою гримасу.
— Знаю-знаю, на ушах у меня мамонты отплясывали… Как ты?
Миг — и она сидит на краю моей постели, проверяет компресс. Я замер, боясь шелохнуться.
— Сейчас я скажу дикую глупость.
— Вперёд, — милостиво разрешила ясноглазая сиделка.
— Я что, уже в Асгарде?
— Размечтался, — привычно протянула она. — Тебе ещё подрастающее поколение воспитывать — я о Дартоне.
Но я не хотел говорить о Дартоне.
— Где Алхаст? С ним всё в порядке? А с тобой? Сколько прошло времени?
Лаэли посмотрела на меня с нескрываемым удивлением.
— Вроде жар уже прошёл… ладно, слушай, только болтай поменьше. Тебе, наверное, ещё вредно.
Девушка рассказала, что с того злосчастного дня прошла уже неделя, в течение которой мне просто не давали приходить в сознание, залечивая раны.
— Ты бы себя видел, — она сдвинула брови, провела ладонью по моей щеке. — Я так испугалась — думала, уже всё… Что ты улыбаешься?!
Испуганная и рассерженная рука сбежала, на щеках девушки снова вспыхнул румянец. Но больному страдальцу прощается всё, и скоро я слушал продолжение.
Алхаст, недаром ведь он Архимаг, понял, что это было посмертное проклятье и попытался, как мог, ослабить его отравляющее действие на меня. Спасло то, что, во-первых, карающее заклинание было предназначено не мне; во-вторых, недаром ведь я некромант. После того, как меня со всеми предосторожностями доставили в палаты целителей на Ллотройке, гений смерти объявился и с серьезным видом попросил разрешения откланяться. Алхаст должен был умереть именно тогда — но его судьба изменилась, и посланнику костлявой пришлось убираться восвояси. Впрочем, было не до него.
— Мы подняли на уши всех целителей… но ведь самых лучших к тебе в палату пускать нельзя, вот в чём штука.
Конечно, ведь хороший целитель сразу распознает мою личность, какую бы иллюзию не накладывали. Это значит — Лаэли и Алхаст вдвоём вели неусыпную стражу у моей кровати.
Только тогда я заметил темные круги под глазами у магички, бледность кожи, измученный вид. Если они лицемерили передо мной всё это время, то к чему такое беспокойство?
…- Так что они готовят свои жуткие зелья за дверью, а уж травим тебя мы, — Лаэли замолчала на время. — Дар…