Вне закона на Горе
Шрифт:
Я сошел с дороги и пошел по камням, осторожно выбирая путь. И вдруг я увидел человека гигантского роста, согнувшегося под тяжестью огромной вязанки дров, которую он удерживал на себе с помощью двух веревок. Я сразу понял, что это член касты Лесников. Эта каста, вместе с кастой угольщиков, поставляла топливо в города Гора.
Груз, который нес человек, был огромен. С ним не справился бы ни один член другой касты, даже воин. Вязанка была высотою в рост человека, а ширина достигала четырех футов. Я знал, что нужно умело распределить груз на спине, правильно натянуть веревки, но при всем искусстве все равно была необходима огромная сила. Члены этой касты формировали свое тело в течение многих поколений. слабосильные люди уходили или умирали. Совет каст лишь в исключительных случаях разрешал переход в высшие касты, а в низшую переходить никто не хотел. Самой низкой и самой многочисленной на Горе была каста крестьян.
Человек подошел ближе. Лицо его закрывала спутанная светлая копна волос, в которой застряли сучки и трава, лицо было чисто выбрито, очевидно острым топором, который был закреплен на самом верху вязанки. Одет он был в короткую рваную рубаху без рукавов с обшитыми кожей спиной и плечами. Ноги его были босы и черны от земли до самых колен.
Я вышел на дорогу перед ним.
– Тал, - сказал я, подняв руку ладонью вверх. Это обычное горийское приветствие.
Грязный громадный человек, с деформированным тяжелой работой телом, стоял передо мной. Голые ноги твердо упирались в землю. Он поднял голову. Широкие глаза, бледные, как вода, смотрели на меня сквозь гриву спутанных волос.
Несмотря на его замедленную реакцию, я понял, что он удивлен моему появлению. Вероятно он не ожидал встретить здесь кого-либо. Это озадачило меня.
– Тал, - сказал он густым голосом, мало похожим на человеческий.
Я почувствовал, что он думает о том, сможет ли быстро достать свой топор.
– Я не хочу причинять тебе зла, - сказал я.
– Что ты хочешь?
– спросил он, видимо заметив, что на моем снаряжении нет обозначений и эмблем. Значит, я преступник, стоящий вне закона.
– Я не преступник.
Он мне не поверил.
– Я голоден, - сказал я, - и ничего не ел уже много времени.
– Я тоже голоден и давно ничего не ел.
– Близко твоя хижина?
Вопрос был лишним. Близился вечер и, значит, лесник был рядом с домом. Солнце регулировало распорядок жизни на Горе. Лесник наверняка возвращался домой с работы.
– Нет, - ответил он.
– Я не причиню вреда твоему Домашнему Камню, но у меня нет денег, чтобы заплатить тебе. Я очень голоден.
– Воин берет сам все, что пожелает, - сказал человек.
– Я ничего не хочу забирать у тебя.
Он взглянул на меня и мне показалось, что легкая улыбка тронула его задубевшее лицо.
– У меня нет дочери, нет серебра, нет хороших вещей.
– Тогда я желаю тебе процветания, - засмеялся я, пропустив его вперед, а сам направляясь следом.
Я прошел всего несколько шагов, когда его голос остановил меня. Слова было трудно разобрать, так как члены этой касты жили поодиночке и редко разговаривали.
– В моей хижине есть только лук, чеснок, горох и репа, - сказал он. Вязанка высилась на его спине, как уродливый горб.
– Сами Царствующие Жрецы не могли бы пожелать лучшего, - рассмеялся я.
– Тогда, воин, - сказал лесник, - идем и разделим мой ужин.
– Я очень благодарен, - сказал я и не солгал.
Даже принадлежа к низшей касте, в своем доме он по законам Гора был царем, так как здесь находился его Домашний Камень. Даже самый жалкий человек, который не смел поднять глаза от земли в присутствии члена высшей касты, презренный трус и предатель, в своем доме становился настоящим львом - гордым, щедрым, милостивым, великодушным царем своего дома.
Бывали случаи, когда крестьянин побеждал воина, если тот вторгался в его дом и осквернял Домашний Камень. В таких случаях крестьяне, да и все горийцы, дрались с мужеством и свирепостью горного ларла. И не раз поля Гора орошались кровью самонадеянных воинов.
Лесник широко улыбался. Сегодня у него будет гость. Сам он говорил мало, так как не был искушен в этом искусстве и стеснялся произносить фразы, которые, по его мнению, были неграмотными. Но он будет сидеть у огня до рассвета и не давать мне спать, слушая мои рассказы и разные сплетни о жизни на Горе. Я знал, что для него важны не мои слова, а то, что я есть и он не одинок.
– Я Зоск, - сказал он.
Я задумался, настоящее ли это имя или прозвище. Члены низших каст часто пользовались прозвищами, а настоящие имена применялись только в общении с друзьями и близкими.
Они думали, что могут предохранить себя этим от козней колдунов, которые могли наслать на них злые чары. Но я решил, что это его настоящее имя.
– Зоск из какого города?
– спросил я.
Его огромное тело напряглось, мышцы ног превратились в бугры. Та симпатия, которую я пробудил в нем, исчезла, как пущенная из лука стрела или лист, сорванный ураганом.
– Зоск...
– повторил он.
– Из какого города?
– Города нет.
– Ясно, - сказал я.
– Ты из Ко-Ро-Ба.
И вдруг этот гигант вздрогнул, как от удара. Я почувствовал, что это примитивное существо боится. Он, без страха выходящий на ларла с одним топором, почему-то испугался. Огромные кулаки, держащие веревки, побелели. Поленья затряслись в вязанке.
– Я Тэрл из Ко-Ро-Ба.
Зоск испустил нечленораздельный крик и отшатнулся от меня. Его руки выпустили веревку и поленья с грохотом посыпались на каменные плиты. Он повернулся и бросился бежать, но, оступившись, упал на топор, лежавший на дороге. Инстинктивно он схватил его.
И с топором в руках вдруг вспомнил свою касту. Он встал на дороге в нескольких шагах от меня, сгорбившись, как горилла, стискивая топор в руках, тяжело дыша и стараясь подавить страх.
Глаза его в упор смотрели на меня сквозь спутанные пряди волос. Я не понимал его страха, но с удовольствием смотрел, как он побеждает свой страх - главного врага всех живых существ. И я воспринимал его победу над страхом как свою собственную. Я вспомнил, как однажды я испугался в горах Нью-Хэмпшира, поддался страху и позорно бежал.