Вне закона
Шрифт:
Убийца отвинтил глушитель, вытер платком рукоятку пистолета и вложил его в руку Махрова. Уничтожив отпечатки на посуде, собрал документы в «дипломат» и быстро вышел, протерев на ходу ручки дверей.
Через час он уже звонил с Главпочтамта.
7
«Договор подписан, с накладными никаких осложнений», — услышал Севастьянов далекий голос и, не ответив, положил трубку.
«Ай да Чалый! — не удержался он от мысленной похвалы. — Знает дело. Чья школа!» Он посмотрел на часы. В Москве было без пятнадцати четыре. Значит, в Киеве — без пятнадцати три. Через четверть часа секретарша найдет труп своего шефа, по неизвестной для нее причине
Причину установят чуть позже компетентные органы.
Получается, Махров сам себе могилу вырыл. Недооценил организаторских способностей коллег из Москвы. Самостоятельно жить захотел! Подвело старика местечковое мышление. Так и не понял, в какую игру ему позволили играть.
Не было никакой повестки в прокуратуру, Махров! Не было! Чтобы узнать об этом, достаточно одного звонка.
Хорошо сделано то, что сделано своевременно. Если бы о предательстве киевского компаньона узнал Язон, он поступил бы с ним так же. Но тогда ненасытная его шлюха осталась бы вне подозрений. А ее нужно было убрать во что бы то ни стало.
Севостьянов спустился вниз, сел в машину. До назначенной встречи оставался час, он выехал из гаража и не спеша покатил по Хорошевке…
Банк они взяли нагло, но без шума: сказалась тщательная трехмесячная подготовка. За это время удалось подкупить молодого финансиста из Баку, проходившего практику в аппарате управляющего. Располагая подробным планом банковских помещений, схемой сигнализации, расписанием охраны, ночью отправились на дело. Зарядом со снотворным газом почти мгновенно уложили охрану. Автоген позволил вскрыть стальную дверь головного сейфа в течение часа…
Взяли прилично — шестьсот тысяч. Алику досталась всего сотня, но в придачу к ней было даровано прощение. Деньги позволили бы залечь на дно года на два, если бы не опасение, что номера купюр зафиксированы и могут завалить их при первой же попытке сбыта. Благодаря стараниям подельников в трехдневный срок удалось превратить бумажную массу в золотишко, а оно, как известно, коррозии не поддается. Этой операцией Алик Севостьянов не занимался — соучастники заранее подготовили клиентуру из числа перекупщиков, ювелиров и, главным образом, «самостарателей», занимавшихся незаконным промыслом на окрестных приисках. Правда, за услугу с него удержали комиссионные. На том и расстались до поры.
Резонанс, вызванный ограблением, был немалый — из Москвы приезжал сам начальник союзного уголовного розыска генерал Карпец. Доносились слухи, будто взяли кого-то из ювелиров с помеченными номерами банкнот, да те никого назвать не смогли, настолько чисто было сработано.
Когда улеглось, Алик Севостьянов стал подумывать об исчезновении из «отработанной зоны». Опасался, что в один прекрасный день его снова привлекут к делу, а рисковать, имея средства для безбедной жизни, было ни к чему.
Но судьба распорядилась иначе.
В один прекрасный день его пригласили для беседы в райком комсомола.
— Аракелов, — представился улыбающийся ровесник Севостьянова. — Можно просто Эдик.
Дальше последовала пространная лекция о «железном занавесе», о нигилистских настроениях в молодежной среде, заверения в расположении и доверии к Севостьянову, совершившему мужественный поступок в 1975-м, благодаря которому были задержаны опасные рецидивисты. Никто не забыт, ничто нe забыто. И вот теперь ему оказывалась высокая честь — стать глазами и ушами доблестных органов.
Опасаясь попасть в немилость («кто не с нами, тот против нас»), через трое суток, щедро отпущенных на размышление, Алик поставил свою подпись на заранее заготовленном документе, в котором выражал добровольное согласие сотрудничать с органами государственной безопасности. Поначалу перспектива
Деятельность молодого агента умело направлялась. Ему предлагали войти в доверие к различным людям, и очень скоро он проявил, недюжинные способности на этом поприще. Сдавал Алик тех, кого считал ненужным для себя, постепенно обрастая выгодными связями и избавляясь от потенциальных врагов. Ходить по острию нравилось все больше.
Встречи с Аракеловым проходили, как правило, в райкоме комсомола, в маленькой, пропахшей духами комнате инструктора Киреевой. И Севостьянов, и Аракелов были членами райкома, а потому их встречи ни у кого не вызывали подозрений. Длинноногая инструкторша встречала Алика обворожительной, всепонимающей улыбкой и, с появлением Аракелова, молча покидала кабинет, предоставляя им возможность поговорить с глазу на глаз.
Не забыли об Алике и опекуны-уголовнички, время от времени навещали его, оставляли кое-какие вещички для присмотра, иногда ночевали. Круг знакомых в этой среде ширился. В их акциях Алик участия не принимал, но был задействован на подготовительной стадии. К этому времени он работал главным механиком ремонтных мастерских, устроил к себе на работу пару умельцев, которые во внеурочное время наладили выпуск всего необходимого для ночного промысла, вплоть до оружия. Его кореша подламывали магазины, совершали налеты на инкассаторов, опустошали кассы заводов и рудников. К 1983 году вся преступная сеть региона была Севостьянову известна. Стоило избавиться от главарей, и управление можно было брать в свои руки. Доверие паханов к Алику окончательно укрепилось, когда он указал на человека, внедренного в одну из банд Аракеловым. Агента зарезали следующей же ночью, а труп утопили в болотной трясине.
За донос о готовящемся налете на кассиров шахтоуправления Севостьянов получил благодарность и толстый конверт из рук самого заместителя начальника УКГБ.
Вскоре встречи у очаровательной инструкторши Киреевой прекратились — Эдика Аракелова куда-то перевели. Привыкший к прикрытию с обеих сторон Севостьянов засуетился и начал потихоньку сворачиваться: продал машину, уволился с работы и поменял квартиру на Москву, благо за доплатой дело не стало.
Когда в стране начались большие перемены, Севостьянов уверовал, что о нем забыли. Десять килограммов золота, пригоршня камушков да восемьсот тысяч наличными вселяли уверенность в завтрашнем дне. Он обзавелся клиентурой в среде московских перекупщиков, купил несколько киосков, наложил лапу на ювелирные и часовые мастерские северной окраины столицы. Однако скоро — скорее, чем успел набрать запланированный вес, — ему дали понять, что он далеко не самый крутой из московских деловаров. Если бы оборот Севостьянова был поменьше, его попросту прижал бы рэкет, но стабильное положение и хватка заставили Пименова присмотреться к новоявленному бизнесмену поближе.
Пименов к тому времени имел то, чего не было у Севостьянова: зарубежные связи и высоких покровителей. Без этого удержаться в мире подпольного бизнеса немыслимо. Взвесив все «за» и «против», Севостьянов согласился на альянс. Он терял при этом относительную самостоятельность и значительную часть дохода, зато обретал надежную «крышу». Такое положение гарантировало безопасность, а потому вполне его устраивало.
О своем обязательстве сотрудничать с органами он почти забыл. За прошедшие годы они не напоминали о себе ни разу, сменив аббревиатуру КГБ на ФСК. После августовского путча девяносто первого последовали кадровые перестановки, и у Севостьянова не без оснований появилась надежда, что вместе с отслужившими свое сотрудниками без следа исчезли и списки агентуры.