Вне закона
Шрифт:
М-да. Странно. Правда, не знаю, хорошо это или плохо. Может, и не так, и не эдак.
Толпа из бара немного схлынула, многие пошли курить на палубу. Здесь, к счастью, внутри дымить не позволяли, что для этих краев редкость. В любом заведении дым столбом, курят почти все, такое впечатление. Ну да и чему удивляться, тут все же низы общества обитают. Так что продажа сигар здесь хороший бизнес, а табак растет где-то ниже Доусона по течению Гранд-Ривер, там же сигары и крутят. А вот тут сидеть мне, человеку некурящему, совсем благодать. Пива еще попросить, что ли?
Махнул рукой бармену, показал на свою
А это что за парень сидит в конце стойки тоже с пивом? Лицо знакомое… нет, тут половина лиц чем-то знакома, Батлер-Крик все же не Москва, населения всего ни фига, но именно этот у меня с чем-то ассоциируется… с чем-то таким, из-за чего я должен обратить на него внимание.
Ну обратил, хорошо. А дальше что? Сидит себе мужик, пиво пьет. Куртка в клетку, брюки, сапоги, на бедре кобура, с кольтом, кажется. Лицо белокожее, волосы светлые, тип явно англосаксонский. Подбородок крупноват для лица, а нос при этом маленький и курносый… именно поэтому я его запомнил, он на какого-то актера похож, просто я всех этих актеров почти не помню, поэтому не скажу, на какого, а вот где я самого его видел?
Бармен поставил передо мной очередную кружку, отошел, и тут же за стол напротив меня плюхнулся толстый бородатый мужик с длинными волосами, закрывающими лысеющую голову и убранными в хвост.
– Не возражаешь? – спросил он, выставляя перед собой стаканчик бурбона и полную кружку пива. – А то больше мест нет.
Да, толпа из бара разбрелась, но свободных столиков все равно не было, разве что высокие табуреты у стойки, но толстяку точно на них бы сидеть не понравилось – сиденье узковато.
– Пожалуйста, не вопрос. – Я жестом пригласил его присаживаться, хотя он, собственно говоря, уже сидел, отдуваясь.
– В Доусон? – спросил он с ходу.
Секрета в этом никакого не было, так что я кивнул.
– Я тоже, – сказал он, чокнулся своим бурбоном с моей стоявшей кружкой и отпил немного. – Оттянусь там хотя бы. Бывал раньше? Ну, если первого раза не считать?
– У меня и первого раза не было, – усмехнулся я, взяв со стола кружку и отсалютовав ею уже ему. – Я со стороны Лосиной реки пришел.
– А-а, – протянул он, – ты из выживателей, так?
– Именно.
– Ну поздравляю, что выжил. – Он снова со мной чокнулся и допил, что было в стаканчике, с явным удовольствием облизнув толстые губы.
Лицо у него было скуластым, даже как-то по-азиатски широким, хотя к Азии он никакого отношения не имел. И еще он был рыжим и конопатым.
– Из Батлер-Крик?
– Оттуда.
– А я из Ред-Рока, – отрекомендовался он. – Специально до вас добрался, чтобы пароход перехватить. Хотел до Доусона как джентльмен проехать, а не на барже. По делам туда?
– За товаром.
– А я просто так. Думаю место жительства сменить, но не знаю, куда ехать.
– Чем занимаешься?
Спросил больше так, разговор поддержать, толстяк был дружелюбным. Правда, татуировки лезли у него из воротника на шею и под бороду, а на левой кисти был у него ромбик, в котором написано «1 %» – то есть байкер и преступник в прошлом. Но тут где других брать?
– Могу любым механиком, с железом и деревом что хочешь сделаю, – сказал он. – Папаша был плотником и столяром, я с детства научился.
– А он тебя не скинет? – усмехнулся я.
– Меня трудно скинуть, – резонно возразил толстяк. – Триста десять фунтов все же. Ладно, найду что-нибудь. Холодно здесь только, а на юге не пойми кто живет, не хочу туда.
– Откуда сам?
– Из Австралии, из Перта, знаешь такое место?
– На карте видел.
– Немного потерял. Хотя городишко приятный.
То-то у него акцент какой-то непривычный, еще гадал, откуда он с таким приехал. Привезли, точнее. А так да, Австралия тоже «присоединилась к программе», свой криминал сюда скидывает.
Но насчет юга он прав. Я там не бывал, но слышал много. Сюда ведь и Латинская Америка попадает, и черные, и мусульмане – там своя жизнь. И борьбы с расизмом здесь никакой, так что он как новый здесь расцвел, со всех направлений. Так что каждый здесь своих держится, так оно надежней выходит.
Вон паровой катер идет навстречу, с одной шаландой на буксире. На корме какие-то мужики в куртках-штормовках сидят, накинув капюшоны – ветрено. На шаланде еще компания человека четыре и как бы даже не шашлык жарят. А катер называется… «Ветер Северный». Ага, «Владимирского централа» только не хватает. Но это свои. Значит, точно шашлык, однозначно, не барбекю никакое.
Плывут, плывут себе берега. Пиво допилось, толстяк еще купил, на двоих на этот раз. Напьюсь ведь так, точно. Хотя меня на второй день почти не берет алкоголь, не пьянею, а так, лень одолевает. Уже бы в каюту ушел, книжечку почитал, а потом бы и уснул, так нет – вставать лень. Стул удобный, место у окошка, ноги есть куда вытянуть – зачем вставать? И даже до ветру пока почему-то не хочется, несмотря на пиво. Может быть, как захочу, так и встану.
Да, Доусон был столицей мира, по сравнению с тем, что я до этого увидеть успел. Кроме «Гордости Доусона», величественно зашедшей в устье реки Судьбы, у причалов стояло еще целых два парохода – «Дух Гранд-Ривер» и «Сюзи Бет», причем «Сюзи Бет» выглядел совершенно новым. Или выглядела, потому что и имя женское, и в английском языке пароходы называют «она», то есть «she». «Сюзи Бет» выглядела новой, и похоже, что ее только заканчивали строить – на палубе работали какие-то люди, у причала стоял воз с досками.
А еще порт был забит лодками, шаландами, паровыми катерами, ну и буксиры, освободившись от «хвостов», вытянулись в рядок… Опа, а вон и «Бурлакъ»! Ну да, а что я удивился? Там тоже товар скопился и новый закупить нужно, как паводок сошел, так и двинули сюда. Это наш пароход пока еще до Батлер-Крик дошел да нас подсадил, а «Бурлакъ» сразу сюда попер.
Так, тогда надо будет их найти. Васька наверняка на шаланде расслабляется, он должен знать, где босс на постой встал, ну и остальные заодно. Да и мне именно туда неплохо бы заселиться. Правда, пить опять придется. Я два дня последних на пароходе если и не совсем уж воздерживался, то берегся как-то, а с этими… Ну, будем считать, что это судьба. Как там в народной поэзии, той, что с детства помнится?