Вне закона
Шрифт:
Что Цигель делал с золотом?
И вот с мыслью о том, что как раз это и надо бы выяснить в первую очередь, я и уснул. Правда, о том, как это выяснить, никаких идей у меня не было.
Как бы то ни было, на следующий день проблема решилась если не сама собой, то очень легко. С утра встретились с Толстым на завтраке, как с вечера договорились, вот он мне и сказал:
– Это все знают. На лавэ менял в «Первом банке Доусона». Часть где-то держал, может, в том же банке, а часть в рост давал.
– В рост давал в Желтухино? – уточнил я.
– Больше
– Если давал, то и получать надо было, так? – осторожно спросил я. – Сами-то долги редко отдаются, если не напоминать.
– Бойца помнишь? Ну, Дима, вчера познакомились…
– Помню, конечно. Человек, со своей дамой который?
– Он самый. – Толстый разломил булочку, взяв ее из корзинки, и принялся намазывать вареньем. – Вот он и получает, если надо.
– Он… он на Цигеля работал или как бы на подряде был?
– За долю. – Толстый отложил нож, которым вылавливал варенье из горшочка. – Так он сам по себе в авторитете здесь. Вот эта гостиница его, например, – постучал он по столу. – Ну и еще всякое.
– Но Цигеля он хорошо знал?
– Да нормально. – Чуть наклонившись вперед, над столом, Толстый откусил кусок булки, старясь не уронить на стол варенье. – А что знать хочешь? – спросил он, прожевав.
– Да человека одного ищу, он вроде как на Цигеля раньше работал, – не стал я пускаться в подробности.
– У Бойца поинтересуйся, – уверенно кивнул Толстый. – Скажи, что я попросил помочь. Если он не знает, то никто не знает. Ну разве что Мамон, но не думаю, что тебе с руки в Желтухино переть, – усмехнулся он.
В результате катер до Батлер-Крик я пропустил, зато встретился с Бойцом. Искал его полдня, натыкаясь везде на «только что был, но ушел», и встретил уже днем, на набережной. Вопрос его не удивил. Мы сели на скамейку над пристанью, наслаждаясь все более и более теплым с каждым днем солнцем. С реки тянуло легким ветерком, дальше, ближе к фарватеру, виделось несколько лодок с рыбаками. Не теми, кто ловит для продажи, а для души, с удочками. Берег напротив сплошь зарос лесом, а у единственного более или менее пологого спуска была деревянная пристань для парома. Сам же паром, небольшой и абы как сооруженный, стоял пока на этой стороне, а паромщик с него тоже рыбу удил, свесив босые ноги. Некого возить пока, выходит.
Боец закурил длинную сигару, потом сказал:
– Людей у Цигеля много было. Тебя кто конкретно интересует?
– Кто от него все время в Доусон плавал?
– Матвей Шнобель, – сразу и уверенно ответил он. – Наш, но из Штатов сюда попал, как и ты. В Нью-Йорке жил, на Брайтоне.
– Он сейчас где?
– Так завалили его, он же с тем золотом ушел, – удивился Боец вопросу. – На берегу нашли.
– А как он выглядел?
– Невысокий, шустрый такой, говорил очень быстро, – взялся припоминать Боец. – С Днепропетровска он сам вообще, насколько помню. Нос конкретный, как раз таким шнобелем, чего так и погнали… лысел чутка. Одевался по-американски, не как мы.
Да, разница в манере одеваться все же есть у русских и американцев. В Батлер-Крик она чуть сгладилась, тут заметней. Не то чтобы
– А как сумели там всех зарезать, как думаешь?
– Честно? – Боец выпустил стручку дыма и закинул ногу на ногу. – Подмешали им чего-то в хавку, иначе и представить себе не могу. Пацаны у него вообще боевые были, сторожить умели. Он без них даже за ворота не выходил никогда.
Вечером встретился опять с Шарапом и Костей Охотником. Беседа снова обошлась мне в ужин и две бутылки водки, не считая того пива, что я выпил сам, чтобы водку не пить, но главное вызнать получилось. Не помнят они никого носатого и лысеющего среди убитых. Довольно подробно описали каждого покойника, вспоминая и дополняя друг друга, и выходило так, что Шнобеля среди них не было.
– А Мамон у вас как выспрашивал?
– Да как? – чуток озадачился Шарап. – Спросил, мол, догнали? Нет, говорим, повалили их всех на берегу, у костра нашли. А кто, грит, повалил? Да хрен его знает, грю, лодка туда подходила. Ну он нас сразу и отправил.
– Боялся, что бабки запросим, Мамон вообще на деньгу тугой, – хохотнул Костя.
То есть просто ушел Шнобель, как я и думал. А ограбленный полагал, что он со всеми помер.
– А до Желтухино вообще как добраться?
– От них иногда катера с шаландами приходят, но это как придут, заранее не знаешь, – ответил Шарап. – А так своим ходом. На ту сторону и вдоль реки тропа. Два дня ходу, если не торопиться, заночевать на хуторе можно. Лошадь можем дать. Недорого.
На этом и сговорились.
В общем, на следующий день с утра пораньше я пришел к хуторку на окраине Нарыма, который делили охотники, и там получил от Кости крепкую рыжую лошадку с добротной сбруей. Хотя, надо сказать, слово «недорого» было явным преувеличением. Попытался торговаться, но отторговал столько, что только разве что для самолюбия и полезно, на кошельке никак не сказалось.
Заодно выяснил, зачем паром на ту сторону возит. Если надо в Желтухино – то только так. Паромщик, немолодой и с ранья хмельной уже мужик лет шестидесяти, неторопливо доставил меня на ту сторону. Там я вывел лошадь под уздцы на пристань, с пристани на берег, да и влез в седло.
Вещей со мной было немного, часть я даже оставил в Нарыме на хранение, договорившись с гостиничной дамой. Как-то не хотелось тащить больше, чем можно без проблем уложить в один небольшой рюкзак. Я даже карабин держал на ремне, отказавшись от седельного «скаббарда», который предложил взять Шарап. Я уже в нехорошую историю влезаю, причем все глубже и глубже, так что лучше нести все нужное на себе, чтобы не случилось так, что вот проблема – и ты вон там, а твоя винтовка аж вон где.
Зачем мне в Желтухино, если я уже все знаю? Вот затем и в Желтухино. Потому что логика подсказывает: проще всего спрятать золото было именно там. А потом вернуться за ним по-тихому. Потому что это все же анархический городишко, а не крепость, и никому дела нет, кто там, например, по ночам шляется. Так что хочу я просто с картой там потоптаться, головой покрутить. А вдруг?