Вне закона
Шрифт:
– Я понял, – кивнул я осторожно, опасаясь разбудить головную боль, но боли не было.
– С тебя три тысячи колов, – добавил он, зубасто улыбнувшись.
– В конверте. – Сули показала на лежащий на столе конверт. – Отдашь в Батлер-Крик, – добавила она уже для меня.
– Да, все сразу ты не вспомнишь, – добавил Эль Брухо. – Будет возвращаться понемногу. Но болеть ничего не будет, живи спокойно. И не болтай, понял? Вообще обо мне не болтай ни с кем. За тебя поручились.
– Я тебя понял.
– Если что – заходи, у меня студия на Третьей улице, в самом конце. Да, алкоголь тебе нельзя сегодня. И завтра тоже не надо бы.
И на этом вышел. Сули осталась.
– Голодный? – спросила она. – Можем заказать что-нибудь снизу.
Голодный? Вообще я больше похмелья жду, но его нет вроде. Или оно спряталось за другими ощущениями. А вообще мне сейчас просто хорошо, как бывает… вот зубом мучаешься с вечера. Ночь не спишь, таблетки не помогают, с утра чешешь к стоматологу, и там вдруг раз – и все, и ушла боль, и снова жить хочется. А тут у меня зуб был величиной с весь мозг и болел в сто раз сильней. И теперь все, не болит больше.
Я сел в кровати, и голова закружилась, но не сильно. Потер руками лицо, сгоняя онемение, подумал о запретном – нет, не болит ничего.
– Если ты хочешь поговорить, то лучше здесь, – добавила она. – Здесь нет ни единого кабака, в котором бы… ну ты понял. Разве что совсем простые. Я закажу, скажи только что, я в вашей кухне ничего не понимаю.
Я сказал, прикидывая, что принесут снизу быстрей. Сули вышла, я остался.
Переодеться надо. Я так в одежде со вчерашнего дня и валяюсь, это не годится. Встал, нашел свою сумку, распотрошил, выловив нужное, ополоснулся попутно у умывальника, почистил зубы. Побриться не смогу, завтра уже. Зато причесался, на человека стал похож более или менее. Но все же скорей менее, потому что даже при тусклом свете масляной лампы вижу, какие у меня глаза красные, а под ними черные полукружья. Вампир какой-то. Да, поплющило меня…
Сули не было долго, затем она принесла все сама, без официанта. Явно никого не хотела в комнату запускать. Быстро расставила все на столе, села на стул.
– Телефон-то с тобой? – спросил я, усмехнувшись.
– Оставила у Хайди. Не уверена, что через него нельзя меня слышать.
– Кто ты на самом деле?
– Ты знаешь кто, – пожала она плечами. – У меня бордель в Батлер-Крик, это все настоящее. Ты, в общем, почти все обо мне знаешь, и все это правда.
– А чего не знаю?
– Того, что я работаю на Шоу.
Она так и произнесла это слово, с заглавной буквы. Именно Шоу, The Show, и я даже помню, кажется, что это такое. Оно пока скрыто, но думать об этом не больно, Хуан не соврал.
– Я делаю так, что… случаются нужные вещи в нужное время. А мне говорят, какие вещи и когда должны случиться.
– Джок?
– Почти. – Она усмехнулась. – Не совсем так, как планировалось, но результат получился правильный. Очень хорошо отразился на твоем рейтинге.
– И в твоей спальне…
– Нет, нет, нет! – Она даже ладони выставила, словно собираясь меня оттолкнуть. – Никто не заглядывает в спальни. Никогда. Равно как и в уборные.
– А когда я шел лесами, то…
– Следили. Оттуда. – Она показала взглядом на потолок. – Ты сделал то, что от тебя ожидали, и тогда тебя начали играть дальше.
Она так и сформулировала, что на русском лучше не передашь: «Тебя начали играть».
– Кто играет? Откуда играют?
– Кто ведет Шоу. Не надо задавать мне слишком много вопросов, я на них ответить все равно не смогу. Я всего лишь «диспетчер игры», и у меня пожизненное за убийство. У всех диспетчеров пожизненное, чтобы они точно все время были здесь.
– А взамен?
– Деньги на бордель. Вообще деньги. Я не могу разориться, для Шоу это плохо, мой бордель будет вечным. Ну, пока я жива, чтобы им рулить.
– И много вас таких?
– Несколько в каждом городе. Немного.
– И кто?
– В городе? Не скажу. Какая тебе разница?
– Шериф? – совершенно наобум предположил я.
– Разумеется, – вздохнула она. – Все шерифы. Ну и что? Хадсон, как мне кажется, хороший друг для тебя, нет?
– А информацию, о которой я у него спрашивал…
– Он узнал у тех, кто ведет игру, разумеется.
Можно и не расспрашивать. Кощей и Хохол, почти наверняка. Сом и Колян? Сули как услышала мои мысли, сказала:
– И твои друзья с «Бурлака». Но это ведь не так плохо, верно? Кем бы ты был без них? Где бы ты был? Игра, если ты живой, всегда окупается.
– Все местные «богатые и знаменитые»?
– Нет, не все. Далеко не все.
Ну и главный вопрос:
– Золото существует?
– Конечно! Все всегда существует, ты понимаешь? Играют только тех, кто нравится зрителю, а в конце любой игры есть приз. Золото – большой приз. Если ты уцелеешь, но его не получишь – рейтинги упадут, там… ты меня понял. Люди хотят героев и хеппи-энды. Если тебя играют, ты нравишься зрителям. Если ты погибнешь, они расстроятся, но это элемент игры. А вот если ты победил и не получил приз – это не игра.
– А ты со мной только из-за игры?
– Какой чувствительный, – засмеялась Сули. – Какая разница? Чем ты недоволен? Из всех мужиков в Батлер-Крик со мной спишь только ты. И только тебя одного играют, с большим призом в конце. Остальные, если ты помнишь, копают уголь, например. Им не встретились совершенно случайно торговцы, у которых есть залежалый товар как раз по их специальности. Согласен?
– Пожалуй.
– И как ты думаешь, – Сули подалась вперед, – я бы привела к тебе Хуана, если бы ты мне был безразличен? Я приехала сюда совсем с другой целью.
– Это может быть частью игры, – пожал я плечами.
– Может, – ничуть не возмутилась она. – Но разницы это все равно не делает. А может и не быть. Живи легко, пользуйся всем, что дарит тебе жизнь. Если не будет игры, здесь станет совсем плохо. Для меня, по крайней мере, – добавила она с усмешкой.
Хорошо идти вдоль реки, думать о чем хочешь и не вспоминать о головной боли. Теперь я помню, что это за Шоу. Сначала появился Проект, потом большая компания «Дженерал коррекшн», владевшая сетью частных тюрем, потом компания пришла в Проект и тюрьмы исчезли. А люди сидели перед телевизорами и компьютерами, с замиранием сердца следя за разворачивающимися на самом настоящем Фронтире кровавыми и жуткими историями. И никого не было жалко, потому что здесь, в Проекте, одни преступники.