Внебрачная дочь продюсера

Литвиновы Анна и Сергей

– Я это знаю, – хрипло сказала Леся. Она тяжело дышала. – Куда вы клоните?!

– Вы умничка! – искренне, чуть ли не по-отечески похвалил ее следователь. – Из вас вырастет весьма квалифицированный юрист… Однако вернемся к четвергу, двенадцатого июля… Вы пришли на квартиру к Петру Брагину. И тут он стал в достаточно циничной форме принуждать вас вступить с ним в интимные отношения. Возможно, он даже начал совершать с вами – вы об этом сами должны непременно мне рассказать! – развратные действия сексуального характера. И тогда вы, в целях самообороны, схватили недопитую бутылку коньяка и ударили ею по голове гражданина Брагина. Ваши

пальцевые отпечатки на горлышке бутылки имеются… В результате полученных травм гражданин Брагин скончался…

Я помню – да, я все прекрасно помню! – я действительно схватила бутылку. И вправду занесла ее над головой. Но… Петя тогда испугался, отшатнулся, и я поставила бутылку на пол и вышла… Или?.. Или – все-таки ударила?.. Ударила его…

Нет! Я не могла, не могла! Не поддаваться! Не поддаваться!

– На бутылке, – повторил следователь, – обнаружены ваши пальцевые отпечатки. Также несомненно, что именно она послужила орудием убийства. Потому как на ней найдены следы крови и волосяного покрова гражданина Брагина, а эксперты утверждают, что убийство совершено тяжелым тупым предметом, каковым бутылка темного стекла, несомненно, является…

– Я действительно брала бутылку в руки, – растерянно сказала Леся, – но не била! Я только замахнулась на него!

А может быть, все-таки ударила? Был во время той сцены момент, который я не помню… НЕ ПОМНЮ… Вот я замахнулась, он отшатнулся, а потом?.. Потом помню, как я уже выбежала из подъезда и несусь по Мясницкой и плачу… А что было между? В промежутке между этими событиями?

А Михаил Николаевич словно в ответ на ее мысли, ее сомнения вкрадчиво сказал:

– Это вы помните, что только замахнулась, а вот эксперты считают иначе, и в данном эпизоде я бы тоже посоветовал вам избрать более продуктивную линию защиты. Ту, которая, по крайней мере, не противоречит данным экспертизы… А самый лучший вариант, повторяю еще раз, – явка с повинной и чистосердечное раскаяние.

– Я не убивала Петра Брагина, – с вызовом сказала девушка. – И не надо делать из меня козла отпущения.

– Козу, – усмехнулся следователь.

– Что? – не поняла Леся.

– Не козла отпущения, а козу… Вы дама… А ведь в данном деле имеется еще один эпизод… В тот же день, двенадцатого июля, произошло еще одно неприятное для вас событие. Вы зачем-то отправились в дом – точнее, в притон, где он проживал – ко второму сыну Брагина, наркоману по имени Иван. Будете отрицать?

– Меня попросила об этом вдова, – сквозь комок в горле отвечала Леся.

– Правильно, – кивнул оппонент, – Вера Петровна Брагина это подтверждает… К тому же у нас имеются свидетели, которые видели, что именно вы – брюнетка с очень короткой стрижкой и татуировкой на затылке – вошли в подъезд дома на улице Юных Ленинцев, где проживал убитый. Я не хотел бы повторяться и быть назойливым, однако я ведь практически помогаю выстроить вашу линию защиты, поэтому вынужден напомнить, что столь травмирующая вас ситуация принуждения к половому сношению могла повториться и с гражданином Брагиным Иваном Ивановичем. Вероятно, младший Брагин тоже стал склонять вас к связи сексуального характера… И я очень хорошо понимаю, да, очень хорошо понимаю, что вы, Олеся Максимовна, схватили то оружие, что попалось вам под руки, – а именно кухонный нож, и нанесли несчастному два смертельных удара…

Леся не отвечала – бесполезно.

В логове наркомана я действительно потеряла сознание… Увидела его, мертвого – и упала в обморок… Или… Или, может, следак прав? Может, я и не помню, но… Но – до того как увидела труп, я сделала что-то еще, страшное?..

Нет! Нет! Нет! Я не убийца!

– А как же пожар? – спросила Леся.

– Какой пожар? – искренне удивился Михаил Николаевич.

Леся облизнула пересохшие губы и, с трудом сохраняя спокойствие, начала:

– Вчера, когда я была на даче у своего друга в поселке Гречаниново, деревянный дом, где я ночевала, подожгли. Я только чудом смогла из него вырваться. Меня спас… Один человек… Я ничуть не сомневаюсь, что причиной пожара явился поджог, и произошел он потому, что меня хотели устранить как свидетеля. Или вы скажете, что дом я сама подожгла? – через силу усмехнулась она. – Чтобы избавиться от психотравмирующей ситуации?

– Ничего ни о каком пожаре я не знаю, – открестился следователь, выставив перед собой ладони. – А у вас имеются улики, свидетельствующие, что пожар относится к данному делу? И что он объясняется именно поджогом, а не, скажем, неосторожным обращением с огнем?

– Я не сомневаюсь, что пожарно-криминалистическая экспертиза придет к выводу о поджоге.

– Ну, – мягко сказал следователь, – когда придет, тогда и поговорим… А пока вы, Олеся Максимовна, обвиняетесь в трех убийствах. И только от вас и вашего дальнейшего поведения зависит, во-первых, какая мера пресечения будет в отношении вас избрана: взятие под стражу или освобождение до суда под подписку о невыезде. А во-вторых, и в главных, по какой статье вам будет предъявлено обвинение: по убийству двух и более лиц или по превышению пределов необходимой обороны. Я думаю, вы хорошо понимаете, что ваша дальнейшая судьба будет зависеть исключительно от того, какую линию поведения вы изберете: деятельного сотрудничества с органами следствия или путь отрицания и запирательства… Хорошенько подумайте, утро вечера мудренее, а завтра я снова вызову вас на допрос, и вы сообщите мне о своем решении…

Михаил Николаевич взял свой видавший виды портфельчик и встал.

…Потом Леся оказалась в камере. Одна – ее соседка куда-то делась (ее боссы сочли, что наседка выполнила свою функцию?). И Леся, бродя из угла в угол безумно душной и смрадной каморки, пытаясь отстраниться от происходящего и от того ужаса, что охватил ее, думала, что наши карательные органы сделали громадный шаг по сравнению с делами пятидесяти– и семидесятилетней давности. Тогда, для того чтобы обвинить человека, достаточно было его признания… А теперь – теперь ее саму вынуждают поверить , что она и вправду совершила преступление…

Не было этого, не было, не было!

Или все-таки было?

Чтобы спасти себя от надвигающегося страха – перед кем? перед собой? – Леся поняла: она должна немедленно вербализовать, обратить в слова подлинную версию событий. Она не может больше держать ее в голове, она должна рассказать обо всем. И Леся подбежала к железной двери камеры и что есть сил забарабанила в нее.

Через пару минут из-за двери до нее донесся окрик вертухая (по грубому тембру даже не распознать, мужчина то был или женщина):