Внебрачная дочь продюсера
Шрифт:
– Да, – кивнула Леся. – И именно этим объясняются убийства и старшего и младшего сыновей Брагина. И покушение на меня.
– Но на тебя он покушался зря. Ведь ты в квартире продюсера в ночь убийства ничего не видела и не слышала? – уточнил детектив.
– Почему зря? Ключи – самая важная и единственная улика – погибли. Расплавились, сгорели. Во всяком случае, уж отпечатков пальцев на них точно не осталось.
– Почему ты мне раньше не доложила о ключах?
Леся отвела взгляд.
– Не знаю.
Ник пристально уставился на нее.
–
– Ну и почему? – с вызовом спросила она.
– Потому что ты подозревала и меня.
– Что ж, – она открыто глянула на начальника. – Ты сам напросился.
– Чем же, позволь узнать?
– Своим враньем, кто на самом деле заказал слежку за продюсером.
– Меньше знаешь – крепче спишь.
– Вот именно. Потому я тебе о ключах и не сказала.
– И в результате не сберегла решающую улику.
Последнее слово в споре все равно осталось за Ником.
Леся не стала продолжать пикировку, однако спросила:
– А что наша доблестная милиция? Что ты узнал? Им-то удалось что-нибудь установить по делу?
– А я почем знаю? – буркнул детектив.
– Ты же два последних дня занимался тем, что налаживал с ментами контакты. Наладил?
– Ох, наладил, бедная моя печень… – картинно приложил руку к боку Кривошеев.
– Главное – они меня не подозревают?
– По состоянию на вчерашний день – нет. Как ни странно, в деле об убийстве продюсера светловолосая девушка в деловом костюме, посетившая убиенного в субботу, вообще не фигурирует.
Леся воодушевилась.
– Это не странно, дорогой Ник. Это работает на мою версию.
– Работает? Как?
– Убийца хотел добраться до меня раньше, чем милиция, поэтому ничего ментам не рассказал.
– Возможно, ты права.
– Ну а хоть что-то оперативники уцепили?
– Или они не раскрыли передо мной все карты, или у них в самом деле нет ничего существенного. Скорее – второе. Единственной для меня новостью явился факт, что на мобильник старшему сыну в ночь убийства действительно звонили, в двадцать три с минутами, причем из телефона-автомата на Патриарших – самого близкого телефона к месту убийства.
– А что видеокамеры? На улицах, в магазинах, у банкоматов? Чай, не где-нибудь в Гречанинове человека убили, а в самом центре Первопрестольной…
– Как ни странно, на доме Брагиных ни одной видеокамеры нет.
– А может, не странно, – возразила Леся, – а это вполне сознательное решение жильцов. Чтобы сохранить в тайне свою личную жизнь. А она, судя по продюсеру, была у них бурной.
– Единственное – камера ювелирного магазина в Спиридоньевском переулке зафиксировала, что в двадцать два двадцать пять по направлению к брагинскому дому проследовал молодой человек, очень похожий на младшего сына Брагина – наркомана.
Леся улыбнулась.
– Это опять-таки играет на мою версию.
– Которая построена на песке, – немедленно возразил Ник. – Одни догадки. Ни единой улики.
– А чтобы их раздобыть, я предлагаю следующее, – сказала девушка.
– Ну-ну?
Впервые за все время их совместной работы Ник по-настоящему заинтересовался ее мнением. И тут Леся изложила идею, что осенила ее сегодня утром, покуда она принимала душ.
Когда она закончила, детектив снова похвалил ее – прошу заметить, второй раз за день:
– Что ж, опять складненько.
Леся благодарно улыбнулась. Все-таки Ник, оказывается, умеет ценить собственных сотрудников.
А детектив вдруг спросил ее:
– Ты, товарищ Евдокимова, в армии и других силовых структурах, случайно, не служила?
– Никак нет, – улыбнулась она. – А что?
– Значит, ты не знаешь основной армейский и ментовской принцип, на котором построена служба в армии. И в моем агентстве, кстати, тоже.
– Ну и что же это за принцип?
– Инициатива наказуема. Вот сама и займешься проверкой собственной версии. А то пока она остается карточным домиком. Дунешь – рассыплется.
– Я предлагаю поискать улики вместе.
– Где? Какие?
И тогда она поведала сыщику о последних словах (вернее, обрывке слова), что произнес перед смертью Ванечка Брагин, и о том, как, по ее мнению, следует интерпретировать его предсмертный хрип.
– Любопытненько, – отозвался Ник. – Решение вполне в духе наркоманских свихнутых мозгов. Шансы на то, что ты права, я расцениваю, как один из ста. Но обыскать Ванечкин притон все равно надо. Я этим займусь.
– Коленька! – воскликнула Леся, она впервые назвала детектива не «Ник», не «Кривошеев», но «Коленька». – Давай пойдем вместе! Ты ж сам говоришь: инициатива наказуема, а ведь это я придумала.
– А ты знаешь, что, проникнув в ту квартиру (а она наверняка уже опечатана), мы совершим уголовно наказуемое деяние?
– Знаю.
– Не боишься?
– Боюсь. Но все равно хочу пойти.
Глава 16
Леся сыщика все же уговорила. Он отдал ей («как погорелице» – кривошеевское утверждение) ее старый мобильный телефон – без связи она чувствовала себя не в своей тарелке. Но главное – детектив взял Лесю с собой «на абордаж наркоманской цитадели» (опять-таки его выражение). Кривошеев сегодня вел себя с подчиненной весьма галантно и даже открыл перед ней дверцу своей «Короллы», чего она от него никак не ожидала.
Вообще она заметила, что и Ник, и те мужчины, что встречались ей в коридорах НИИ, стали смотреть на нее иначе. Как? Более пристально. И… Понимающе, что ли. «Мне кажется? Или я вправду похорошела? – с изумлением думала Леся. – Или в этом виновато счастливое сочетание личной победы и удачи в делах (а я молодец, такую версию выдала, что даже Нику всерьез понравилась)? Или поклонение со стороны Васи вызвало своего рода цепную реакцию? И интуиция обострилась, и логика… Странно, ведь обычно от любви люди глупеют… Но я, пожалуй, не настолько влюблена в Васеньку, чтобы голову терять…»