Внедрение

Аверин Евгений Анатольевич

Утро было посвящено «разбору полетов». Сама с собой. Мама тактично разговор не заводила и ушла на работу. Я легла и привычно расслабилась. Одно дело ощущения на грани с фантазией, совсем другое – их практическое применение, да еще и удачное. А почему должно быть неудачное? Ну, знаю я как это делать. Что в этом такого? Погрузившись в себя, обнаружила, что именно такое есть. Возникают образы знания или даже наметки знаний, как тюк утрамбованный, а вот распаковать этот тюк – задача. И использовать все тонкости можно только в применении к конкретным людям и обстоятельствам. «Штучная работа», – возникло в сознании. Если кастрюля выкипает, надо погасить огонь. Для этого не надо читать

теорию горения и кипения, знать виды кастрюль. Надо просто увидеть, что выкипает, понять источник огня и как его убрать. Или кастрюлю отодвинуть. Мое состояние как раз позволяет это видеть и знать. Может, женщины интуитивно пытаются ориентироваться на ощущения, чтобы разобраться в корне ситуации, а не на технические детали? Просто видят не так глубоко, как надо. Мне мой способ познания понравился.

Я встала и прислушалась к телу. Оно просило движения. Медленно и плавно двинулись руки и ноги. Гармоничные круги и повороты. «Раньше энергия двигалась сама, но после катастрофы она стала застывать в людях. Они стали болеть и плохо себя чувствовать. Тогда, чтобы двигать энергию в себе, люди изобрели особые танцы. Так появился цигун», – выплыло в памяти. Очень интересно, цигун, знать бы еще, что это. Надо ли, если и так теперь можно? Ладно. Не все сразу, постепенно разберусь.

Дома холодно, батареи чуть теплые. Я скидываю одежду перед зеркалом, кожа пошла мурашками. Замираю, смотря в глаза своему отражению. «Это мое тело. Я его люблю и буду о нем заботиться». Одеваюсь и начинаю заниматься гимнастикой. Плавные движения, имитирующие взмахи крыльев, открывание ворот, поднятие груза с пола, метание копья, но все с напряжением мышц. Максимальное напряжение и концентрация внимания на всех мышцах, участвующих в движении. Каждое повторяю по семь раз. Прекрасно сожжет ненужный жирок и даст рельеф мышцам. Уже не холодно, а жарко. Теперь пресс. Ложусь на одеяло и сгибаю туловище к ногам в половину амплитуды, потом сразу же подъем ног. Сколько смогу. И так три раза. Пока хватит.

После утренней приборки я вытащила учебники. Мама не наседает с учебой, бережет меня. Но сейчас я сама готова. Вытащила немецкий. Главное, как это читается. Учеников натаскивают на переводы, оно и понятно, кто же нас за границу выпустит. Это несбыточная мечта, из разряда полета к другим обитаемым мирам. Даже в страны социалистического лагеря, даже в Болгарию. Но кто-то ездит, точнее, кого-то выпускают. Эти загадочные «они», которые сажают, платят, расстреливают, награждают.

С немецким поступим так: у мамы есть пластинки, послушаю, как на них говорят. Раз мама училась хорошо, то поправит меня, как читать правильно. Десять слов в день выучу не напрягаясь. Память сейчас гибкая. После каникул будет нормальный словарный запас. Грамматические конструкции тоже не сложно освоить. А для урока подготовиться – дело будущего.

Теперь математика. Для меня это сложнее. Я уселась со старой тетрадкой, в которой остались чистые листы. Геометрия проще – решила пару примеров. Справлюсь. Остальные предметы буду осваивать постепенно, то есть, учить, что задают, и отвечать. И контролировать свои оценки. Мне же аттестат нужен, а не борьба за гранит науки.

Пока искала учебники, тетради и ручки, наткнулась на краски. Школьно-оформительские сухие. Отлично, надо попробовать рисовать. Нашлась и пара кисточек. Сейчас и попробую, прямо на тетрадном листе. Только набрала воды и поставила на стол, как в дверь постучали. «Баба Лида», – догадалась я, – «она всегда стучит, а не звонит»

Бабуля прошла на кухню:

– Еще не обедала?

– Нет, баб Лида. Давайте чаю попьем?

– Ставь, Машенька, а я сейчас конфеток

принесу.

Конфеты оказались дорогие – «Каракум». С верблюдом на обертке. Я разлила чай, и мы уселись бочком к столу, друг к дружке лицом.

– Вкусные! – Похвалила я.

– Да чего там. Сейчас хоть привозить стали, раньше и не купить было.

– Что-то сказать хотите? – я видела, что бабуля думает о другом.

– Хочу. Давно у тебя так? Только не спрашивай «как», сама все понимаешь.

– После болезни. Как оправилась. А что, заметно? – улыбаюсь.

– Ох, девка. Не ты первая, не ты последняя. Я видела, как ты на Галю смотрела. По-особому. Так, знаешь, кто смотрел? Была одна ведунья в деревне, где мои родители жили. Ведьмой ее назвать язык не поворачивается, хорошая очень была, всем помогала. Иглами не тыкала, а вот пальцами нажимала, говорят, ажно искры из глаз сыпались. Да еще травы разные давала. Спину и живот правила.

– Пальцами долго, – я отхлебываю чай, смотря в сторону.

– Увезли ее ночью. И больше никто про нее не слышал. Ни приговоров, ни дел, как сгинула. Я, вот, не хочу, чтоб с тобой также. Время, конечно, другое было, да люди-то те же остались. Да не так уж и давно. Тридцать лет с небольшим.

– И я не хочу, чтобы так. Только я не ведунья. Я сама еще не понимаю, кто.

– А что тут понимать? Дар есть? Есть. Молодая ты совсем, да подгадаешь, когда чего будет.

– Это точно, не угадаешь, – я взяла еще конфетку.

– А то, что с даром, так не сомневайся. Ты думаешь, у других не так? Да кто ж знает, что и как к кому приходит? Вон и в журналах пишут: то одного молния ударила, и он математик стал великий, другой после комы на языке испанском заговорил, как на родном. Да мало ли случаев. Вот и у тебя проснулось.

– Есть такое дело. Знать бы еще, зачем.

– Так понятно, зачем. Послужить своим даром надо. Если в землю закопать, то горе такому человеку. Нельзя, чтоб талант был, и не использовать.

– А что только у меня? Только у мамы, думаю, тоже может проявиться. И у тебя.

– У меня поздно уже проявляться, – бабуля смеется, – тут в первую очередь понимание нужно, шило в одном месте, чтоб толкало вперед, тогда чего надо и появится.

– Считайте, что шило у меня есть.

– Слышь, Машенька, я к чему клоню-то. Ваське бы помочь.

– А что с ним? Заболел?

– Ага, заболел. До слез, сидит и плачет. Пить не хочет, – и, видя мое непонимание, добавляет, – водки он не хочет, устал от запоя. А бросить никак. Про ведунью я сказала. Так вот она от пьянства помогала, как-то заговаривала. Может, и ты попробуешь? Понимаю, девчушка ты малолетняя, но других- то нет. В больницу если, так там на учет поставят, лекарств наколют, а все одно потом пьют. Кодируют еще, но это в город надо ехать, и не всем помогает, снова начинают. А скоро Новый Год. Ему же, как в рот попадет, так все, беда. Уж жизни не рад. А какой мужик был! Руками все умеет, добрый, на гармони песни играл. Ему еще пятьдесят лет, а уже на себе крест поставил.

– А сейчас-то он где?

– Так дома. Я мигом! Машенька, ты посиди, схожу за ним.

– Бабуля, я только посмотрю и ничего не обещаю.

– Вот-вот, только посмотри, – баба Лида резво встала и ушла.

Меня принимают за ведьму? Неожиданный поворот, но вполне доступное объяснение. Ведунья – лучше звучит. Отказывать в лечении нельзя. Просят помощи, надо постараться. А на счет опасности бабуля права. Я и сама это чувствую. Надо придумать маскировку. «Разработать легенду», – пронеслось в памяти, угу, народ любит легенды. А это еще откуда? Но додумать не пришлось. Дверь открылась. Баба Лида тащила за рукав дядю Васю: