Внедрение
Шрифт:
– Да не прогонят, наверное. Скамьи простые, на стенку которые вешаются, их несколько. Ты культуризмом заняться хочешь?
– Нет, не совсем культуризмом. Просто гимнастикой. После уроков. Все здесь удобней, чем дома.
– Занимайся, только врачи возражать не будут?
– Так я же не физкультурой на уроках, я сама, по-легоньку. Больным тоже нужна физкультура.
– Ладно, только по-легоньку.
Учиться оказалось несложно. Нужно только делать уроки и отвечать. Класс двадцать три человека. Конкуренция среди желающих блеснуть знаниями невелика. Зато, если ответишь и наберешь оценок, то тебя спрашивают
Воскресенье. Мы дома. Мама отсыпается. Я проснулась и занимаюсь. Расслабление и погружение в себя. Сегодня тяжело дается. Сказывается школьная неделя, отвлечение на реалии этой жизни и погружение в них. С головой окунаться не надо. Так не победить. Можно стать безгранично крутым в любой области, но остаться в рамках правил, установленных миром. Не стоит тратить на это жизнь. Есть и другие правила. Не для всех, а для тех, кто знает про них.
Выныриваю из мягкой пелены образов в рассветный полумрак комнаты. Все-таки, я необычная девочка. Кроме высокой чувствительности, какую можно развить у любой женщины и у многих мужчин, есть каналы к «полям знаний». Я их так называю. Такие каналы есть у некоторых мужчин и совсем мало у женщин. Каналы могут быть с большей или меньшей проходимостью. То есть широкие и тонкие. Если тонкий канал, то образ знаний не пройдет целиком. Пролезет кусочек. Ощущение будет, как от гениального озарения, но на практике мало что пригодно. Образ должен пройти если не весь, то большей частью, по которой его можно восстановить целиком. Тогда будет гениальное открытие. Но получить знание мало. Оно не в готовом виде. Надо этот образ понять и расшифровать. Для этого и нужна моя сверхчувствительность, которую я еще и тренирую ежедневно. А потом надо образы знаний перевести в понятную для других форму. Это самое сложное. И для меня сейчас необязательно.
Я встаю и занимаюсь дальше. Потом иду на кухню готовить завтрак. Сегодня будет омлет с гренками. Пока готовлю, мысли уходят на новых людей, класс. И задумываюсь про одежду. Девочки класса, да и всей школы очень серьезно относятся к ней. Каждая вещь, показанная на публике, вызывает обсуждение. Самые модные девочки ходят в дутышах серебристого цвета, в джинсах и дутых куртках. Или совсем без шапок, или в больших меховых лисьих. Остальные – у кого на что денег хватает. Парни постарше форсят в черных искусственных шубах, тоже дутыши носят, джинсы. Но есть в фуфайках и валенках, зимы у нас холодные. У крутых взрослых и школьников ондатровые шапки или нутриевые. У большинства кроличьи разной степени потертости.
У меня простое светлое пальто в неяркую красную клетку, шапка вязанная и ботинки со шнурками. Пальто уже маловато.
Мама встала и мы завтракаем.
– Маша, – осторожно спрашивает мама, – тут дядя Вася заходил вчера, ты в школе была. Такой весь в костюме, побритый, из клуба пришел. С новой работы. Так спрашивает, не можешь ли человеку помочь?
– И что за человек?
– Да у него на работе. Кто-то из руководства районного. Как я поняла, знакомый его или друг.
– Тоже пьет?
– Ну и пьет тоже. Но там другое.
– Если можно помочь, отказывать нельзя. Всех подряд, правильно, не надо. Посмотреть могу, но ничего не обещаю. Так и скажи. Если не пойму, что с ним, пусть не обижается.
После завтрака зашел дядя Вася:
– Машенька, друг у меня. Не виделись много лет. А тут встречаю его в Большом Селе. Женился, приехал на родину жены, так и остался. Тоска у него. И водка не помогает. То ли с женой, то ли еще что. Посмотри, а? А я тебе иголок наделал. В клубе струн гитарных много.
– Ну, давай, если наделал.
– Так я сейчас позвоню. От бабы Лиды. Он приедет. У него запорожец.
Друг приехал быстро. Еще до обеда. В окно я увидала, как дядя Вася размахивает руками, что-то объясняет, прикладываю палец к губам. Мужчина в черной куртке с капюшоном, кивает, опустив голову.
Мама спряталась на кухне. Дядя Вася топтался в коридоре, за ним на площадке стоял пациент.
– Дядя Вася, вы пока дома побудьте. А вы проходите. Меня Маша зовут.
Мужчина представился Павлом Сергеевичем.
– Сядьте на диван, Павел Сергеевич, и прикройте глаза.
Посетитель откинулся на спинку дивана. Измученное посеревшее лицо казалось безразличным. Я собралась. Несмотря на внешнее спокойствие, в области груди пульсировал красный комок энергии, разъедая сердце, печень и все остальное, до чего мог дотянуться. Энергетический круг вился венцом вокруг головы, набирая от комка энергию и не давая выхода.
– Голова болит? – спрашиваю тихо.
– Болит.
– Распирает будто в стороны?
– Распирает, – пациент приоткрывает глаза с некоторым любопытством.
– Глаза закройте. Расслабьтесь. И с кем ругаемся?
– Ни с кем. Со мной все ругаются. И жена и теща.
– А вы терпите, в себе носите?
– А я терплю. Семью сохраняю.
– Дети есть?
– Уже внуки, в городе живут.
– А в чем предмет спора?
– Меня в город зовут с повышением и перспективами, а жена здесь хочет, родители тут, пасека, свинки, огород. Я там по снабжению, тоже удобно.
Вижу между почками вихрь, который пытается справиться с комом, но тает сам.
– Спите плохо, устаете быстро?
– Очень плохо, штормит постоянно.
– Буду кратка. Выбор надо сделать и успокоиться. Если не сделайте, рак в ближайшие годы. И это только ваше решение. Я могу помочь взглянуть на все со стороны.
– Помоги, Маша. Хотя я не знаю, на что мне рассчитывать. Уж думал веревку и на чердак.
– Нельзя убежать от себя. Никто за вас вашу жизнь не проживет. Со всеми горестями и радостями. Мама, крикни дядю Васю.
Сосед быстро появился:
– Ну что, можно что-то сделать?
– Дядя Вася, мне нужно что-то вроде маленькой жаровни на ножках и каменный уголь. Уголь я видала за сараями. Сосед снизу для свиньи привез.
– А жарить кого будем?
– Его. И не жарить, а греть. Надо, чтобы на него можно было поставить и в одной точке грело, желательно без препятствий. Сетку, может.
– Через сетку сыпаться будет.
– Не будет, – я нарисовала примерно, что хотела.
– Так такое у меня в сарайке есть! Форточку раньше в клетке вставляли.