Внедрение

Константинов Андрей Дмитриевич

В самом замечательном настроении Якушев зашагал к себе в родной 16-й отдел. Проходя по 7-й линии, он вдруг заметил двух крадунов, выискивавших магнитолы в автомобилях.

– Испортить вам настроение, что ли? – почти с мечтательной интонацией поинтересовался вслух Егор, подойдя к воришкам вплотную. Парни сразу все поняли и бочком-бочком, словно крабы, куда-то шмыгнули. Якушев не пытался их преследовать и задерживать, чему и сам даже удивился.

Егору было легко и хорошо, и он не хотел портить настроение в эту удивительную ночь никому – даже автомобильным ворам…

…Якушев

уже почти засыпал на диванчике в своем кабинете, когда его вдруг кольнула неприятная мысль: а вдруг Зое утром станет неловко и она даст понять, что ничего не было? Сон мигом слетел с Егора, и он долго ворочался, пока не убедил сам себя, что не будет так поступать Николенко. Ну и в самом деле – не в дрова же упились, а потом перепихнулись в суматохе… Наконец он уснул и, конечно же, увидел во сне Зою Николаевну. Однако содержание сна было вовсе даже и не эротическим. Точнее – не только эротическим. То есть декольтированная грудь помощника прокурора в сновидении, конечно, присутствовала, и Егор даже тянулся к ней руками и губами, но вот сама Николенко… Нет, она не сопротивлялась, не отталкивала Егора… Она просто смотрела на него с невыразимой печалью в глазах, гладила по голове и очень горько повторяла:

– Мальчик… ты хороший мальчик… бедный ты мой мальчик…

Она говорила и еще что-то, но, когда под утро Якушев проснулся, часть сна он уже вспомнить не смог. В памяти остались лишь печальные глаза Зои Николаевны и несколько ее странных фраз. И еще осталось «послевкусие» от сна – какое-то щемящее, пронзительно-грустное и тревожное ощущение…

До обеда Егор откровенно промаялся, не находя себе ни места, ни занятия, которое позволило бы отвлечься от любовного томления, а ровно в час дня он позвонил Николенко по служебному телефону:

– Здравствуйте… Это Якушев. Из угрозыска.

– Здравствуйте! – Зоя ответила также на «вы», но игриво, интонационно сразу дав понять, что она все помнит про вчерашний вечер и не собирается «дезавуировать» подаренный парню поцелуй.

У Егора отлегло от сердца, хотя оно и заколотилось с удвоенной частотой. Он несколько раз вдохнул и выдохнул, а потом предложил:

– А на 7-й линии кафешка есть уютная… Там хорошее кофе дают…

Николенко рассмеялась и без лишних разговоров предложила встретиться в этой замечательной кафешке в семь вечера. До самой встречи Якушев словно на крыльях летал. Его, правда, попытались было припахать на участие в каком-то обыске, но молодой опер в ответ соврал что-то настолько вдохновенное, что коллеги отстали от него мгновенно и без вопросов. Только посмотрели на парня как-то странно.

Когда Егор без пяти семь ворвался в кафе на 7-й линии, помощник прокурора района уже сидела там за угловым столиком – в строгом деловом костюме, аккуратно причесанная и с безукоризненным макияжем.

Якушев приблизился к ней на ватных ногах и что-то заблеял про кофе, «которое» сейчас подадут. Зоя Николаевна улыбнулась – ласково и почти нежно:

– Егор… Ты ведь хороший? Ну вот и кофе – тоже хороший, а не хорошее.

Якушев покраснел чуть ли не до слез:

– Я знаю… Я обычно правильно говорю, только когда волнуюсь… Тогда вот вылезает рабоче-крестьянское происхождение.

– Это все пустяки. Читай больше книг, и никто твоего происхождения не заметит. Ты что заканчивал-то? Школу милиции?

– Университет.

Юрфак.

– Надо же?! – искренне удивилась Зоя Николаевна и даже посмотрела на Егора чуть другими глазами. – Так мы с тобой из одной альма-матер?! Ишь ты…

Якушев смутился еще больше, хотя больше было уже некуда, и тогда Николенко через стол накрыла его руку своими ладонями:

– Раз ты меня за руку не берешь – тогда я тебя возьму…

Егора «накрыло» окончательно. Позже он не мог вспомнить, о чем они болтали почти целый час – до того момента, когда он умудрился спросить Зою Николаевну о муже. Сделал это Якушев настолько наивно и нерешительно, что Николенко не рассердилась, а лишь улыбнулась снова:

– Тебе честно ответить? Тогда скажи сначала ты мне: больше половины твоих материалов липа?

– Это – мягко говоря, – вздохнул Егор.

Зоя Николаевна усмехнулась, и было в этой усмешке и понимание, и горечь, и ирония одновременно:

– То есть ты прекрасно понимаешь, что нарушаешь закон. Но – «жизнь такая», да?

– Да.

Николенко закурила сигарету и улыбнулась еще печальнее:

– Вот и у меня – сплошная липа… Которая уже отцвела [30] и поэтому никого не удивляет.

30

Зоя цитирует С. Есенина:

«…Отцвела моя белая липа, Отзвенел соловьиный рассвет».

Якушев открыл было рот, но Зоя положила ему на губы палец:

– Не говори ничего. Я все сама понимаю и все свои решения принимаю осознанно… А ты что, правда не знаешь, кто у меня муж?

– Нет, не знаю… А почему?… – пожав плечами, Егор не закончил вопрос, но помощник прокурора поняла его по интонации:

– Почему знать должен? Потому что он – скажем так, гражданский генерал в правительстве города. Странно, что до тебя эта информация еще не докатилась. Я всегда считала, что у вас в уголовном розыске сплетничают еще больше, чем у нас в прокуратуре.

Как ни странно, Якушев почувствовал легкую обиду за уголовный розыск:

– Мне не до сплетен было. Я, как появился… меня сразу же загрузили по полной.

– Помню-помню, – поддела его Николенко. – Титаническую работу по отфутболиванию «батарейного» дела… Да. Пожалуй, чтоб такое замутить – ни на что постороннее отвлекаться нельзя, поскольку необходима полная духовная концентрация, достигаемая медитациями и постом…

Опер засопел, но Зоя Николаевна рассмеялась (теперь уже по-настоящему весело) и, дразня Егора, провела язычком по своим губам:

– Славный ты мой… Мне так нравится тебя подкалывать, ты так непосредственно реагируешь, что доставляешь мне настоящее удовольствие… Ладно, чтобы вопрос о муже закрыть: дом у нас – полная чаша и все такое прочее… Он хороший человек. Когда-то у нас был роман, я тогда еще студенткой была… А сейчас… Как тебе объяснить, если коротко… Едем мы как-то раз в его служебной машине – я сзади, он – рядом с водителем. И они бойко так разговаривают – ни о чем, так – болтают, я особо не вслушиваюсь. И вдруг я понимаю, что им интересно! «Генералу» моему и водителю – наверное, старшему прапорщику ФСБ. Им интересно, а мне – нет, мне скучно и тоскливо… И дело тут не в водителе… Понял?