Внеклассная алхимия – 2
Шрифт:
На вакансию «Пелевин» есть только Пелевин, на вакансию «Гребенщиков» есть только Гребенщиков, и т. д. Даже на мою скромную вакансию, простите, есть только я. Если бы я «писал как Донцова», у меня было бы что? Грубо говоря, один шанс к тысяче на «много денег и все меня знают». И я бы – при всем уважении к деньгам – не пошел бы менять себя на столь плохую гипотетику.
Так что все борцы с попсой могут расслабиться, успокоиться. Объекты их нелюбви, в среднем, пребывают, где и положено. Раз в год Господь просто плюет на одного из тысячи, и его поднимают в свет на большом красивом совке.
Кстати, из той же серии:
История философии в комментах
Пояснить, что имел ввиду Мишель Фуко под трансдискурсивностью, можно на одном простом примере. На нем же видно, как строится философская беседа несколько тысяч лет.
Представьте себе всемирно-исторический блог, первые посты в нем размещает Платон. Некоторые скажут, что Сократ, некоторые возразят, что досократики, но это уже детали. Дальше разные люди это дело комментят. Модератором выступает время, забанить никого нельзя, но стирать посты можно, и некоторые комменты – точнее сказать, большинство – со временем удаляются. Некоторые остаются, мы их помним. Под некоторыми начинаются обширные ветки. Те, под которыми идут ветки, выносятся в отдельные посты с тем же статусом, что начальные. Это и есть «великие философы» со своей трансдискурсивностью: оставившие коммент, под которым пошли тысячи комментов. Кажется, Мераб Мамардашвили приводил цифру: еще при жизни Канта в Германии вышло порядка 2 тысяч книг, комментирующих его работы.
В каких позициях к этому блогу может встать человек? Во-первых, оставить крутой коммент, открывающий ветку. Во-вторых, просто оставить реплику, которую не удалит модератор. В-третьих, пересказать фрагмент блога, любой, на вкус. Если долгое время комментов не оставляют, ну что… темные века это называется. Сам блог никуда не исчезает, это читатели и писатели исчезают.
Помимо этого, вокруг блога можно плясать, указывать на него пальцем, вытирать пыль с мониторов, плевать в мониторы, спамить, троллить и флеймить. Чем и занимается вот уже 2,5 тысячи лет большинство к нему подходящих, включая академическую публику и случайных прохожих.
Посыл богослова
Вспомнилось… Некогда прилюдно задал вопрос дьякону Андрею Кураеву, я не хотел «срезать», это плохо, мне было искренне интересно – как он ответит. Действительно интересно. Главный проповедник РПЦ, умница, интеллектуал Кураев – послал меня. Если считать, что это было такое мини-интервью, то оно сорвалось. Если полагать, что между нами состоялась полемика, я ее выиграл. Это на улице противника можно просто послать, в дискуссии это признак проигравшей стороны. Вынуди оппонента вместо ответа сказать что-то иное, и перед лицом города и мира – если город и мир еще имеют лицо и чего-то соображают – конечно, он проиграл.
Но давайте дословно. Это был примитивный, наивный вопрос, но ответить на него церковному дискурсу очень сложно. Не только умнице и интеллектуалу Кураеву. Боюсь, любому представителю любой авраамической религии. «Если ребенок спросит, попадут ли его неверующие, но очень-очень хорошие папа и мама в ад, то как вы ответите?» Зря, конечно, про «ребенка». Надо еще проще: «попадет ли человек, единственный грех коего в том, что он не православный христианин – в этот самый ваш ад?» Кураев не столь философ, сколь ритор, и ответил безупречно по пиару, что-то вроде: «я бы поцеловал этого ребенка, видите ли, я не умею вести богословских дискуссий с детьми». – «Ну а мне бы как ответили?» – Но Кураев не ответил уже никак, даже не поцеловал меня, про другое говорить начал, более светлое и приятное.
Если не по пиару, а по истине, то Кураев, конечно, сжульничал. Понятно же, в чем вопрос. Но ответ из позиции пиарщика и есть конец богословия. После богословских споров проигравшую сторону иногда сжигали, но сначала все-таки объясняли, в чем именно заблуждается еретик.
А как, в самом деле, ответить? Если «да»… Хорошо говорить «да», когда все общество – единоверцы, а иноверцы бродят где-то по периферии мира, их никто в глаза-то не видел, и можно предположить, что «мы правы, потому что мы и есть настоящее человечество». Можно поверить, что «настоящее человечество», конечно, пойдет в рай, а ненастоящее обречено на вечные муки.
Но сколько православных в мире сейчас, 3 % человечества? А если нормально воцерковленных, то сколько, 0,3 %? То есть все идут не в ногу, а вот эти 0,3 % – в ногу? Э-э… «Спасение для 0,3 %» – это все равно что сказать: «мы типовая, жестко ограниченная, противопоставленная всему роду людскому секта». Так сказать, конечно, нельзя.
Ответить «нет» с вариациями? «К Богу есть много путей» – можно так. «Бог, сообщая себя, выбирал выражения, учитывая место и время». Можно даже договориться до того, что «ад и рай – это такие метафоры духовной жизни».
Но это, простите, экуменизм.
То есть слив символического капитала всех церквей в одну корпорацию. С выдачей неких паев этой корпорации. Такую позицию еще может занять католик, или универсалист-пантеист, или мусульманин, да любой, кто имеет хоть какие-то шансы на контрольный пакет и сведение к себе как к общему знаменателю. Понятно, что православие сейчас не имеет шанса, ни политического, ни логического, хотя бы на блокирующий пакет в этом всемирно-духовном ОАО. Экуменизм для него не экспансия, а конец.
Какой еще ответ, кроме «не знаю», «да» и «нет»? Вопрос ведь не открытый. Варианты ограничены: «я не в теме», «я сектант, настаивающий на проклятии 99 % человечества», «я представитель факультативно-метафорического течения». Остается только послать в красивой форме, что и проделал собеседник.
Власть, играющая черными
Однажды я спросил гуру, что делать с плохими людьми. Мне было отвечено «ничего» и пояснено: «никаких дел с плохими людьми не надо иметь». Ну а если они захотят иметь с тобой дело? Быстро и с меньшими затратами вернуться на исходную позицию – в которой у вас опять нет никаких дел. Вот как-то так. В идеале.