Внеплановый роман
Шрифт:
– Поцелуй. И?
Владлен Леонидович поставил стакан на стол и, видимо, собравшись с духом, выдохнул:
– Странно, что о нём не говорят. Разве это естественно?
Я удивилась. И удивилась сильно.
– А надо, чтобы полоскали ваше имя, чтобы услышала Татьяна? Вы серьёзно?
– А. Татьяна. Понятно.
Мы замолчали. Я не могла отвести взгляда от его лица, пытаясь уловить в микромимике ответ на свой вопрос. Мужчина выглядел разочарованным, о чём-то напряженно думал и смотрел в мои глаза. И его взгляд стал затягивать. Я чувствовала себя воздушным шариком: меня
Босс первым нарушил молчание:
– Лолита, расскажите о себе.
Он опустил глаза на блюдо с закуской, и я, глотнув воздуха, удивленно обвела взглядом его кабинет: только что было цинковое с серебром море, и розовый рассвет распластался на тягучих волнах, распирая грудь и срывая дыхание, а теперь это просто кабинет в ореховых тонах с ароматом дорогого виски, так нагло испорченного колой. И томагавк с каким-то странно расстроенным взглядом, снова окунувший осколок пармезана в мёд.
– Что вы хотите узнать?
– Всё, что захотите рассказать. Про «не вышиваю крестиком и не люблю готовить» уже можно пропустить.
– Тогда осталось не очень-то и много…
Я собиралась сказать что-то незначительное, но большой глоток коктейля вдруг растёкся по пищеводу жаром и будто затопил тот тайник, где хранилось моё благоразумие.
Я взяла стакан и обошла стол переговоров, выдвинула стул и села рядом с Владленом Леонидовичем. Не знаю, чего я хотела. Видимо, добиться более раскованной обстановки, потому что пока разговор мало чем отличался от многочасовых мозговых штурмов, на которых босс всегда угощал шампанским и пиццей или роллами и бамбуковым пивом. Конечно, всего этого было немного, но обстановку сильно упрощало, и выдвигать немыслимые идеи никто уже не боялся.
Но вот почему-то виски сегодня не помогал. Мы цедили тягучие слова, как янтарный элитный напиток, смакуя и ища в них новые нюансы. Мне уже надоело это, и нужно было или уходить, или всё менять.
А раз меня уже всё равно уволили…
– …я когда-то хотела выйти за вас замуж. И тогда этот поцелуй мог бы для меня что-то значить.
– А теперь?
– Хочу ли я за вас замуж? Нет, – вру. Нагло и беспардонно.
– И поцелуй?..
– Ничего не значит… Потому что это не тот поцелуй, которому можно придать значение. И вы это знаете.
– Девушкам свойственно преувеличивать.
– Я росла с папой.
– У вас хороший папа.
– Он лучший папа на свете. И он научил меня не повышать важность неважного, не придавать значения незначительному и не обращать внимание на мимолётное.
– Мда. – босс побарабанил пальцами по столу. – Это был плохой поцелуй, – сделал вывод. – Я понял.
Я вдруг разозлилась. Не знаю почему, но меня задели его слова. Я взвилась и стукнула стаканом по столу, расплескав остатки коктейля.
– Знаете, что?!. Да пошли вы!..
…и выскочила из кабинета.
Глава 4. На начало положено
Ефрем ответил на звонок сразу, будто держал телефон в руке и ждал звонка.
– Лолита, свет очей моих! Я уже дозвониться отчаялся!
– Угу. Ты где? – пропустила его пафос мимо ушей.
– Дома.
– Хочу в трактир, надраться и натанцеваться.
– А ещё нацеловаться и нае… Кхм.
– Как мазь пойдёт, – мрачно ответила. – Заберёшь меня с работы?
– Ты ещё на работе?! Я уже рад, что решил тебя нанять. Такие трудозомби мне нужны!
– Тогда жду у метро, заодно обговорим условия. Я задёшево не отдамся.
Другой график себе выторгую, чтобы утром спать подольше.
– Главное – отдашься. А условия… Еду.
…Фрема приехал быстро. Быстрее, чем я дошла до метро. В его руках торчала уставшая роза. Явно лежала в машине не час и не два. Он сначала протянул её мне, но, оценив мой скептический взгляд, передумал и бросил в ближайшую урну. Обняв меня за талию, повёл к припаркованной в стороне машине. Я всё ещё внутренне кипела, и это удивляло. С чего я взбеленилась? Наверное, чего-то ждала от босса в такой расслабляющей обстановке и обманулась. Ждала… поцелуя? Реабилитации и не сухой констатации никому не нужного факта?
Закусила губу и часто заморгала, чтобы не расплакаться. Нельзя… Нет, плакать можно. Нельзя – покушаться на честь женатого мужчины. Мне вон Ефрем как раз по статусу подходит. И по возрасту. И по интересам.
Уставившись в окно, я ехала и думала, что почему-то не испытываю радости от такого внепланового скоростного увольнения, но и после непонятной мне самой вспышки показываться на глаза томагавку уже не хотелось. Стало стыдно. И это мучительное чувство, неуютное и неприятное, нужно было чем-то заглушить. Мой мыс надежды подавал явные признаки расположения ко мне, вот и буду брать эту высоту.
Но об этом даже думать не хотелось.
Высота о чём-то весело бубнила, я попыталась вникнуть, но безуспешно. К счастью, к трактиру мы приехали быстро.
Я его узнала с трудом. От прошлого очень простого деревенского антуража не осталось и следа. Теперь это было цивилизованное заведение: вместо грубых деревянных столов изящные столики, вместо обычных лавок – стулья со спинками, вместо грубо сколоченного бара – стойка со стульями-опятами, вместо бревенчатых стен – матерчатая обивка. И зал больше не был прокуренным, появились шторы и живые цветы, и даже музыка не орала, отдаваясь в груди глухими ударами, а ненавязчиво создавала фон. А официанты… Откуда они вообще взялись? Сроду их тут не было.
– Ты… куда меня привёз?!
– Офигела? – Ефрем весело улыбнулся. – Я тоже так же смотрел, когда Пахом ремонт сделал. Кусок в горло не лез. Даже «иди на хер» чуть на французском и на «вы» не стал посылать. Но не расстраивайся, часов после десяти тут такое начнётся, что ты вспомнишь старый кабак во всей прежней красе. Пипл всё тот же.
Я ошеломлённо разглядывала новые люстры. Куда делся штурвал с примотанными проволокой лампами, на котором только безрукий не повисел, весело раскачиваясь? Куда делся шест, что стоял посреди танцпола? А это возвышение с музыкальной аппаратурой? Живая музыка? Здесь?! Единственное, что осталось прежним – сумеречная полутьма. Уютная, домашняя и очень знакомая.