Внешняя беговая
Шрифт:
— А если не хватит? — задал глупый вопрос Алексей Сергеевич.
— Тогда придется пожертвовать частью гражданского населения, — жестко парировал слова ученого генерал. — Но меня сейчас не это интересует больше всего.
— А что интересует?
— Как они попали на базу?! Да еще в таком количестве! Ясно, как божий день, что это не парашютный десант. Тогда, как?! По морю? Но тогда, где были наши охранные системы, следящие за морской поверхностью. Ведь я, когда год назад принимал в эксплуатацию «Подсолнух», разработчики в один голос уверяли меня,
— Вряд ли предатели, — не согласился, на сей раз Боголюбов с генералом. — Скорее всего, они мощными помехами забили работу РЛС. Я считаю, что отсутствие связи и молчание «Подсолнуха» — явления одного порядка.
— Вполне возможно, — пожал плечами генерал. — А знаете, что, Алексей Сергеич, покажите-ка мне залив.
— Вон он, — ткнул пальцем в один из экранов Боголюбов.
Иванов, щурясь, стал всматриваться в свинцовые и холодные воды залива.
— А покрупнее? — попросил он.
Боголюбов опять что-то там покрутил и изображение существенно укрупнилось.
Где-то приблизительно в полумиле от берега из воды торчало характерное для атомной подводной лодки внешнее ограждение ходовой рубки.
— Ага! — хлопнул себя руками по бедрам Иванов. — Я так и предполагал! Подводная лодка типа «Сивулф», — точно определил он тип атомарины по хорошо знакомому силуэту. — И скорее всего, это «Джимми Картер», так как только он оборудован специальной шлюзовой камерой для выброски десанта.
Вострецов поднял голову, тоже всматриваясь в хищные обводы американской подлодки. Его и без того тонкие и бескровные старческие губы превратились в узкую полоску.
И тут вдруг, как гром с ясного неба послышались звуки выстрелов. Нет. Не с экрана. Звуки доносились откуда-то из глубины бункера. И звук этих выстрелов был особенно раскатистым из-за того, что эхо долго блуждало по извилистым тоннелям, прежде чем достигнуть ушей троих человек, жадно всматривавшихся до этого момента в обзорные экраны. От неожиданности генерал, словно мячик подскочил на месте:
— Пробрались! Мать их…! — выкрикнул он, выхватывая пистолет из наплечной кобуры.
— Но как?! Майор же сказал, что через входы они не пройдут?! — в один голос изумились ученые, не успев при этом, как следует испугаться.
— Не знаю! — прорычал Иванов. — Оставайтесь здесь, закройтесь и никого не пускайте! Попробуйте забаррикадироваться.
Совет был, конечно, не из самых умных, ибо если у противника есть средства по вскрытию бронированных дверей, то, что ему стоит разметать хлипкую конструкцию баррикады?
— А вы?! — опять дружно воскликнули ученые.
— А я побежал удерживать последний оборонительный рубеж, — кинул он им через плечо, скрываясь в тускло освещенном коридоре подземного лабиринта.
Вострецов подошел к двери и осторожно заглянул в коридор, по которому бежал на звуки выстрелов пожилой генерал. Отдельные их звуки уже стали сливаться в непрекращающиеся очереди перемежающиеся с громкими хлопками взрывов. Затем осторожно прикрыл дверь, однако запирать ее почему-то не стал. Боголюбов стоял посреди помещения, бессильно опустив руки. Он абсолютно не представлял, что тут можно предпринять. Зато в глазах академика начинали загораться огоньки, что было очень нехорошим признаком. Игорь Николаевич положил свою руку на плечо Боголюбова и тихим ласковым голосом, в котором слышалась печаль начал говорить:
— Знаешь, Алеша, мы с тобой знакомы уже двадцать пять лет. Я помню, как ты, еще, будучи аспирантом на кафедре у Боброва пришел ко мне и попросил стать куратором твоей диссертации.
— Помню, — тихо произнес Боголюбов, медленно кивая, как сомнамбула.
— У меня тогда были тяжелые времена. Меня подвергали остракизму и высмеивали все идеи, высказываемые мной. А тебя ждало блестящее будущее. Самый молодой кандидат в институте. Перспектива получить под свое начало целую лабораторию. Хоть и скудное, но все же государственное финансирование.
— Да, было, — вновь кивнул Боголюбов, искренне не понимая, куда клонит учитель и многолетний соратник.
— А ты был единственный, кто поверил мне сразу и безоглядно. И был со мной рядом все эти годы. Я знаю, как тебе порой тяжело приходилось в общении со мной, учитывая мой характер и темперамент. Но ты ни словом, ни жестом никогда не выдавал своего несогласия, даже тогда, когда я забирался в дебри пацифистских рассуждений. Я видел, как тебе было неприятно меня слушать, но ты всегда отдавал должное моим старческим причудам. А я бессовестно пользовался этим твоим молчаливым несогласием. И теперь ты вынужден прятаться в бункере от врагов, вместо того, чтобы пожинать лавры великого ученого.
— Ну, что вы такое говорите, учитель?! — запротестовал Алексей Сергеевич и его очки тут же запотели, хотя в бункере всегда поддерживалась одна и та же температура. — Именно под вашим руководством я стал тем, кем есть. Кем бы я был без вас? Ну, защитил бы кандидатскую. Ну, дали бы мне лабораторию. А что дальше? Всю жизнь сталкивать тяжелые ядра с легкими, фотографируя процесс, а затем по их осколкам анализировать: получен ли новый элемент или нет? Скучно. А с вами мы открыли новые горизонты. Может быть, страшные горизонты и непредсказуемые, но все-таки новые. Мы смогли вырваться из привычного понимания материи. И за все за это я вам искренне благодарен.
— Спасибо, сынок, — хриплым от подступившего комка к горлу произнес старик, ласково касаясь кончиками пальцев щеки друга, соратника и в какой-то степени даже сына.
— Это вам спасибо. За все.
И тут академик резко сменил тему задушевного и может быть последнего разговора в своей жизни:
— Мы с Ивановым, однажды как-то сильно подвыпили в одном из московских ресторанов. И он в порыве пьяного откровения проболтался, что у него имеется сверхсекретное предписание, в случае безвыходной ситуации ликвидировать меня на месте.