Внимание: неопитеки!
Шрифт:
Операция «Тритон», как и было предусмотрено, началась рано утром. Солдаты, поеживаясь от утренней сырости, взгромоздились на бронетранспортеры, амфибии и грузовые вездеходы. Джунгли наполнились ревом множества двигателей, по влажным от росы кустам пополз синеватый дым из выхлопных труб.
Первой выступила центральная колонна. Мягко покачиваясь на ухабах и кочках, приземистые машины одна за другой уходили в серый сумрак леса. Небольшой, похожий на жабу бронированный вездеход полковника
Мы с Чатраги оказались во второй колонне. Возглавлял ее майор из контрразведки.
Мы уже сидели в своем «Муфлоне», когда около нас с рычанием остановился широкий, как танк, бронетранспортер, и из него высунулся майор.
— Предупреждаю вас, господин Чатраги, — язвительно сказал он, — что у меня есть инструкция применить самые решительные меры в случае, если я замечу что-либо подозрительное в вашем поведении. Постарайтесь поэтому избежать неприятностей, господин Чатраги.
— Спасибо, я это учту, — холодно ответил Чатраги, не глядя на майора.
Бронетранспортер взревел и, разбрасывая комья грязи, двинулся к голове колонны.
Перед самым отправлением откуда-то появилась Гильда. В брюках и защитной куртке, с коротко остриженными волосами, она напоминала сухощавого юношу-студента, собравшегося в туристический поход.
— Может, вы все-таки возьмете меня с собой?
— Пойми, дорогая Гильда, женщине там не место, — терпеливо сказал Чатраги. — У меня предчувствие, что там произойдет что-то скверное. Интуиция, поверишь ли, меня никогда не обманывала.
— Господи, — с отчаянием сказала Гильда, — почему вы только за собой оставляете право на риск? Я умею стрелять, а в выносливости я не уступлю многим мужчинам.
— Ты должна остаться, Гильда, — мягко, но решительно сказал Чатраги. — Так будет лучше и для нашего дела. Понимаешь?
— Да, — упавшим голосом ответила она, постояла немного, опустив голову, и медленно пошла прочь.
Чатраги посмотрел ей вслед, вздохнул, достал свою фляжку, но глотнуть из нее не успел — колонна тронулась.
Впереди нас, подминая кусты, лез вездеход, сзади — подпрыгивала плоская амфибия. Неподвижный тяжелый воздух все сильнее наполнялся удушливой бензиновой гарью.
Мы с Чатраги ехали в «Муфлоне», том самом, на котором приехали из Вианты, вдвоем: он за рулем, а я на заднем сиденье, рядом с каждым лежало по автомату с запасом рожков, гранаты — осколочные и с усыпляющим газом, каски, которые мы пока не надевали из-за жары. Кроме того, причиняя некоторые неудобства, в ногах у меня погромыхивал ручной пулемет. Весь этот арсенал подбирал Чатраги. Я подозревал, что, будь возможность, он не отказался бы прихватить еще огнемет или небольшое безоткатное орудие.
Колонна наша двигалась хоть не очень медленно, но зато шумно. Гудели двигатели, трещали сокрушаемые деревца, время от времени, когда в кустах замечалось что-то подозрительное, поднималась целая канонада. Патронов не жалели — летели лохмотья коры, падали перебитые пулями ветки, сыпались листья, но тревога каждый раз оказывалась ложной.
Так мы ехали весь день и, когда вечером сделали привал в какой-то сырой и неудобной местности, на капоте нашего «Муфлона» можно было свободно жарить яичницу.
Чатраги оказался предусмотрительным человеком: выяснилось что он запасся не только оружием. За ужином он откуда-то извлек целую десятилитровую банку со спиртом. Выпив за компанию одну стопочку, я от остального отказался. Тогда Чатраги усадил рядом с собой подвернувшегося худого жилистого солдата и в паре с ним напился так, что половину следующего дня дремал на заднем сиденье. Ожил он только к обеду, болезненным голосом проклял неопитеков, полковника, компанию и поинтересовался у меня, куда я дел оставшийся спирт.
— Если вы, Ник, имеете в виду ту жестяную банку, то я могу сообщить вам, что я ее вылил.
Говоря это, я старался не смотреть на Чатраги.
— Свинья вы, Рэй, — застонал он. — Вы хотите моей смерти. Вас подкупил Тадэма.
Я отмалчивался. Чатраги, слабо морщась, отхлебнул кофе, волоча ноги, подошел к машине и извлек из-под сиденья свою фляжку. Не отходя от машины, он сделал глоток и поразительно быстро оживился.
— Возможно, вы и правы, дружище, — бодро уплетая обед, заявил он. — Вот покончим с неопитеками, и я больше капли в рот не возьму.
После обеда я снова сел за руль. Чатраги было запротестовал, но я видел, что он чувствует себя еще не совсем хорошо, поэтому без лишних слов затолкал его на заднее сиденье.
Дорога пошла отвратительная — бурая болотная жижа пополам с водорослями. «Муфлон» басовито ныл на самой низкой ноте и упрямо барахтался вслед за могучим широкозадым вездеходом. При такой дороге, если она не изменится, мы могли добираться до Главного Бантийского хребта, к которому мы должны были оттеснить неопитеков и заставить их капитулировать, еще дня два или три.
Ближе к вечеру в просвете между верхушками деревьев замаячили скалистые вершины каких-то отрогов Главного хребта.
— Скоро дорога должна улучшиться, — заметил Чатраги озираясь, и словно в ответ на его слова, «Муфлон» резко осел, дернулся и замер. Я дал задний ход — бесполезно. Я попытался раскачать машину, попеременно дергая ее назад и вперед, но она только глубже погружалась в хлюпающую жижу.
Вездеход впереди уходил все дальше. Мимо нас, шлепая, как лягушка, по грязи плоским брюхом и помогая себе гребным винтом, проскочила амфибия. За ней — следующая, потом — два вездехода, шедшие в хвосте колонны. Их водители, скаля зубы, прокричали нам что-то, но не остановились.