Вновь: ложный мессия
Шрифт:
– Веди. – Оскар произнес это Алви, последовав за ним без какого-либо дополнительного контакта с Родой, которая с трудом сдержала гневный нрав за такое поведение, напоминая себе об ускользающем времени для спасения подруги. Рода по-странному любила Оскара, но чувства те были взращены на честности и приверженности идеалам, заложенным в нем единственным родителем. Сейчас она не узнавала этого человека, а вкупе с умирающей подругой Рода ощущала подступ немыслимой трагедии, бороться с которой она готова хоть зубами, что, к ее несчастью, буквально не впервой.
Рода смотрела им вслед с ужасным предчувствием надвигающегося кошмара. Необычный для нее ветер все дул со стороны прекрасного своим исполнением в таком непривычном для нее масштабе; странные пышные большие
Рода упала на колени перед Настей, чье дыхание было все тише и тише.
– Ты спасла меня. Не должна была, но спасла. Я… не знаю, как спасти тебя … прости меня, но я не знаю. Я так много хочу тебе сказать. Так много хочется изменить… извиниться за то, как я себя вела, и извиниться за то время, когда из-за меня мы не общались… Мой отец правильно сделал, что выбрал тебя на свою замену. Техгруппой должна была руководить ты. Потому что ты лучшая из нас всех. Он погиб, зная, что ты продолжишь его дело. Я знаю это, потому что знаю его и тебя. И я ненавидела тебя за это. И ненавижу теперь себя за упущенное время. Ты сказала недавно: «Видеть в переменах благодать, ибо нет ошибок во Вселенной». Но я не хочу таких перемен. Твоя вера… она пока лишь твоя… но я бы хотела, чтобы она стала нашей. Без тебя… я не знаю, как справлюсь. Даже Оскар не справится. Я уже это вижу. Ты не можешь умереть вот так. Я не верю в это. Только не ты. Только не сейчас. Пожалуйста. Прошу. Выживи.
Рода закончила в слезах, не заметив, как все вокруг окутал бледный туман, сокрывший вокруг нее весь мир.
3
Отвратительно неправильная мысль родилась в тот совсем ведь и недавний момент окончания бегства с разрушаемой подводной базы: «Ей пора умереть». И мысль эта не была каким-то странным, искаженным под эмоциональным натиском неприятия более страшного исхода для Насти всплеском переработки вариантов для поиска лазейки… Он просто оглядел обстоятельства и понял страшное – ее смерть станет ей спасением. А ведь это он нес ее через ту базу на руках после взрыва, потом следил за ее состоянием в лифте, вытащил на улицу и… и что-то в нем сломалось. Когда он положил тело на землю, шум океана увлек своим величием, подарив ему путь к некоей новой мудрости. Оскар отдает себе отсчет в неправильности этой мысли в адрес близкого ему человека, одного из двух оставшихся, кого он считает семьей. И как бы Оскар ни ненавидел эту мысль, он не может отделить ее уже даже и не от сути вовсе, а от того, какую спасительную силу дарует ему умение принять ее и жить с ней. Почему же он тогда не хочет пытаться понять происхождение этого чуждого, оскорбляющего их связь и общие жертвы заключения о жизни Насти? Этот вопрос мучает его, заглушая любой иной страх, что в их с Алви положении безрассудно настолько, настолько губительно.
Из-за тумана дальность обзора сократилась до пугающих метра-полутора, вынудив не просто идти быстрей, но и отринуть личные мысли, поддаваясь преимущественно чувству самосохранения. Уже на краю территории со странными скрученными деревьями началось резкое возвышение, причем тропа была достаточно широкой, чтобы параллельно могли идти два человека. Все так же из камней, немного извилистая, она пряталась между густых скрюченных деревьев, некоторые из которых достигали высоты в десять метров.
– Самое время рассказать, что это за место. – Оскар звучал угрожающе, все время оглядываясь вокруг себя, воспринимая этот туман достаточно враждебно, дабы заметно оживиться.
– Думаю, мы на восточной стороне острова. – Алви старался быть спокойней, пусть и разделял недоверие к внезапной перемене погоды. Не сбавляя шага, Оскар бросил на него понятный взгляд недоверия. – Я много лет не был здесь.
– Но тебе было приказано привезти нас сюда.
– Во-первых, не совсем сюда. Та подводная станция, где вы почему-то числились генетическими донорами, и этот остров – не одно и то же. Во-вторых, эта ваша Люба, которая оставила меня за главного, могла стереть и воспоминания о том, каким это место стало. Возможно, я был здесь недавно, но я не помню этого! Люба навязала мне быть вашей нянькой против моей воли.
– Не будь так в этом уверен.
– Я понимаю, доверие ко мне далеко, здесь я с вами тремя делю единое сомнение в этом странном союзе. Но ты должен понять вот что. Колыбель – место мира и добродетели, и я совершенно не узнаю его.
– Скажи-ка, – Оскар перегородил Алви дорогу, туман все больше обнимал, – почему твой пистолет оказался пуст? – Алви нахмурился от непонимания. – Ты сказал, что получил приказ забрать нас, когда колония пала и мы с небольшим запозданием эвакуировались. Лететь до столицы три месяца, Опус выслал своих для встречи и сопровождения. Ты выполнил приказ, пока мы были в криосне, забрал нас и привез сюда. Пистолет, по твоим словам, был для защиты от чужаков с Комы. Ты сделал один выстрел в тот, кто в итоге уничтожил корабль. Я, в свою очередь, пытался нейтрализовать тот аппарат, который приблизился и детонировал. Патронов не было. Как так вышло, что там был всего один?
– Я не знаю. – Дождавшись окончания напора Оскара, Алви ответил емко и быстро, глядя прямо в его мрачные глаза. Оскар внимательно вглядывался в глаза Алви, то ли ища там доказательство некоей своей правоты в вопросе недоверия к этому человеку, то ли провоцируя того на излишнюю волнительность для большей разговорчивости. Но только Алви оказался крепче на характер, доказав это следующими словами:
– Ища врага во мне, Оскар, ты теряешь самых близких, нуждающихся в тебе не меньше, чем ты в них. Отстранение приносит лишь всеобщий вред, убивающий надежду ненасытной злобой. Идем, если еще хочешь спасти Настю.
Алви обогнул его, смело идя вперед к храму. Оскар же спасся от густых чувств лишь благодаря ужасному предчувствию жертвы наблюдения неких спрятанных за туманом глаз. Ускорив шаг, он уже собрался обогнать Алви, ведомый бегством от внутренних терзаний не меньше, чем от возможного противника, как внезапно в мгновение с Алви разделил удивление от услышанного голоса, доносившегося со стороны внезапно поврежденного храма. Туман немного рассеялся, предоставив им небольшую площадку перед входом в строение, служившее местом преклонения трехметровой каменной фигуре женщины, чье немного грубое оформление ныне валялось кусками внизу. Площадка же была круглой, широкой, сюда явно могло уместиться человек пятьдесят, дабы склониться в молитве скульптуре, ранее занимавшей постамент в углублении трехстороннего строения из ровного камня, чья крыша переходила в колокольню со шпиком. Внутри же все было просто: слева и справа стены, впереди открытое до самого верха пространство, дабы лицезреть фигуру женщины издалека. Стена за ее спиной имела простую деревянную дверь ближе к левой стене.
Все это было окружено ныне мрачными деревьями, связанными в данный момент туманом, придавая еще больше тесноты, сталкивая Оскара со знакомым чувством охоты, где он, скорее, все же выступает добычей, нежели хищником. Но это ощущалось вторичным, ведь тот голос исходил от мужчины, чьи руки тянулись к образу женщины в немощной, жалостливой мольбе.
– Матерь Кассандра… спаси мою душу… прости мое предательство твоей добродетели… был я слеп и наивен… обманут ложным богом… обманут пришедшим из внешнего мира лжецом… сеет он лишь разрушения… ведет его лишь одиночество. Я оказался слаб перед его силой… перед его мудростью. Затмила она мою веру в твою любовь и заботу. О Матерь Кассандра, да прости детей своих за глупую наивность.