Внучка бабы Яги
Шрифт:
В который раз хлопнула дверь, через подоконник что-то перелетело, и из зарослей бастыльника, поводя длинным носом, выбралось чучело муравьеда. Стеклянные его глаза полыхали, выискивая цель, а из неровно сшитого брюха сыпалась солома.
— Да что он мне сделает? — хорохорилась я, выбирая из поленницы обрубок поувесистее. — У него и зубов-то нет, разве что засосет до смерти.
— Ага! А когти ты видала? Еще посмотрим, кто кого! Ату ее, Мурзик! Взять!
Мурзик утробно возрычал и прыгнул, я взвизгнула и побежала. И это исчадие я собиралась победить? Он же меня сейчас на лоскутки порвет! Живые муравьеды — существа ленивые, к долгим
— Останови его, я сама уйду, — прохрипела я задыхаясь, в очередной раз поравнявшись с родственницей.
Яга что-то сказала, но я уже летела дальше. Ответ догнал меня на следующем круге:
— Дураков нет! Ты уж, тетенька, сама как-нибудь…
— Пороть тебя некому, бабушка…
Я обреченно остановилась, перехватывая деревяшку двумя руками. Сзади никого не было. Бабка покатывалась со смеху, утирая выступившие на глазах слезы:
— Он почти сразу в кусты сиганул. А как же ты потешно тут бегала!
Я стиснула зубы до скрипа и пожалела, что не могу применить розги к пожилой, хотя и выжившей из ума женщине.
— Лутоня, выдь ко мне, разговор есть… — донеслось с улицы.
У забора нерешительно переминалась с ноги на ногу подруга Стешенька. К нам она заходить опасалась. Напоследок одарив Ягу укоризненным взглядом, я отшвырнула полено и подошла к подруженьке.
— Поблагодарить тебя хочу, — начала Стеша после обязательных приветствий. — За Еремея пойду, родители уже сговорились…
— А я тут при чем? — растерянно спросила я.
В глаза мне подруга упорно не смотрела, да и радости в голосе особой не чувствовалось.
— Да ладно, я же все понимаю… Как приворожила, так и отворот сделала…
Ёжкин кот! Да кто ей только такую глупость в уста вложил? А спорить бесполезно. Не поверит. Ведьмы мы с бабушкой, разве ж люди таким доверяют? Боятся, уважают, но чтоб верить… Не достойные мы такого отношения.
— Я тут просить тебя хочу… — продолжала между тем гнуть свое Стеша. — Я теперь мужняя жена буду, в невестки иду…
— Поздравляю, — встряла я, с ужасом замечая, что со стороны забора кусты аккуратно раздвигаются и длинный тонкий нос муравьеда явственно принюхивается к моей собеседнице.
Только нападения нежити мне сейчас недоставало! Точно слухи пойдут, что соперницу извести зверями пыталась. Схватив подругу под руку, я потащила ее вдоль улицы, приговаривая:
— Пошли, по дороге договорим.
Стеша немного упиралась, но послушно семенила рядом, продолжая вещать:
— Буду в шестистенке с мужем жить, как сыр в масле кататься, и сундуки у меня с разными диковинками, что Еремей из странствий привез, вдоль стен стоять будут.
— Поздравляю. — Ничего больше мне на ум не приходило, я ежеминутно оглядывалась, нет ли погони.
— И не серчай на меня, Лутоня, но теперь с ведьмой дружбу водить мне совсем не с руки…
— Поздравляю! — Я оглянулась. Проще уж было сразу задом наперед идти… — Что?
Очень захотелось плакать, даже солоно во рту сделалось. Все мысли: про впавшую в детство бабулю, про опасность, идущую по следу, про обещание лешаку — вдруг испарились, оставив после себя звенящую пустоту. Дыхание остановилось. И только стук сердца, заполнивший, казалось, меня всю,
— Ты только не лютуй! Я же не ведьмина внучка — мне жизнь строить надо. Я в девках уже заневестилась. Только пообещай, что в отместку мужа у меня уводить не будешь! — испуганно зачастила подруга, уже, видимо, бывшая.
— Обещаю, — сказала я помертвевшими губами, отпуская острый девичий локоток.
Стеша пытливо заглядывала в мое лицо:
— Ведьмину клятву дай!
Ну, точно подучил кто-то! Не могла девушка про такие тонкости сама угадать. Только вот ошиблась она — я не ведьма, по крайней мере, не взрослая, нити судеб плести не обучена. Да и нужен мне ее муж, как зайцу пятая нога. Но если ей так легче… Наклонившись к розовому ушку собеседницы, я подпустила в голос трагизма и прошептала несколько десятков слов. Завороженно выслушав рецепт приготовления утки по-хински на языке оригинала, Стеша округлила глаза:
— И все?
— А что ты хочешь? Гром с молниями? Дождь из лягушек?
Несколько мгновений девушка раздумывала, затем степенно кивнула:
— Ну все, бывай, Лутоня. Зла на меня не держи.
И только краешек пестрой юбки мелькнул в конце улицы, будто попрощалась со мной моя единственная дружба. Удачи тебе, Стеша, в настоящей взрослой жизни! Надеюсь, все у тебя будет хорошо.
Три колокольных удара на площади возвестили о середине дня. Надо же, а я и не заметила, как за разговором мы дошли до центра Мохнатовки. У дома старосты разгружались подводы, суетились работники, ржали лошади — вернулся обоз из Стольного града. Деревенские бабы встречали своих мужей, отпущенных князем после отработки повинности. Вон и Матрена повисла на шее у мужа, искренне рыдая после долгой разлуки. Высоченный Лаврентий придерживал жену с осторожностью, ласково поглядывая на огромный живот супруги.
Ощутимый тычок под ребра вернул меня к действительности. Больно! Я схватилась за бок:
— Смотри, куда прешь! — Вежливость — это у меня от бабушки, наследственное.
— О, сударыня, три тысячи извинений! — Долговязый нескладный парень одной рукой поправлял сползающие с носа очки, а другой пытался перехватить гладкий черный футляр, с локоть длиной, который и был причиной членовредительства.
Отвисшая челюсть помешала мне достойно ответить, а верзила тем временем разливался соловьем:
— Позвольте представиться — барон Зигфрид фон Кляйнерманн, студент Квадрилиума и ваш покорный слуга. — Парень сложился чуть не вдвое, потешно оттопырив локоть.
Я прыснула. Швабскому наречию бабушка меня худо-бедно обучала. Фамилия моего нового знакомца дословно означала «маленький человек».
— Какое несказанное счастье, сударыня, что карты, — тут он разогнулся и потряс футляром, — привели меня именно к вам, образчику, так сказать…
Я вообще перестала что-то понимать, кроме того, что в тубусе у добра молодца карты. Хотя… Надо еще уточнить, игральные или географические. Образчиком чего я являлась, так и осталось тайной, — от резного крыльца раздался зычный окрик старосты Платона Силыча: «А ну, студент, ходь сюды!» Мой галантный кавалер слегка вздрогнул. (Любого проберет с непривычки — у дядьки Платона голосина такой, что на медведя ходить можно заместо рогатины.) Я ожидала, что парень моментально ринется к Силычу, но тот продолжал стоять как столб.