Внучка берендеева. Третий лишний
Шрифт:
Увидит, что не со зла дядечка. Работы у него многое, цельными днями в разъездах, в заботах. Может, и желал бы колени преломить, да некогда. А у Красавы времени свободного изрядно, и не лень ей помолиться за всех…
…в царских палатах ее окна поразили. Огроменные, почитай в рост человеческий. И стеклами закрытые, а не слюдою. Стекла хоть цветные, а прозрачные. Красава сама скрозь них глядела и видела все-все, правда, в алый колер окрашенное, но то – пустяк.
Вот бы и в дядькином доме поставить такие…
…больше в палатах ей
И тесно.
Бояре в шубах, что медведи ряженые, толкутся, один поперед другого лезут. Боярыни друг дружке улыбаются, раскланиваются, да только правды в том – ни на грошик… девки одна на другую ревниво поглядывают, и вспомнилось, что слышала Красава: будто бы царицу новую ищут.
Скоро и смотру устроят.
Свезут девок со всего царствия Росского, может, тогда и их с сестрицею позовут? Нет, в царицы Красаве не хотелось. Да и кто выберет ее? Небось знала за собой, что красота у ней – только в имени…
…скользить.
…дальше по памяти ледку, который слаб – куда там осеннему – чуть отвлечешься и провалится, ухнешь тогда иль в один свет, иль в другой.
Осторожней, Зослава.
Глянула я на терем царский чужими глазами и отступила.
Не про него речь.
Не про бурштыновую сосновую стружку, которую бы поднять да в рукаве спрятать, а там, тайком, нюхать и вспоминать день нынешний, пресветлый.
…про дядьку хмурого. Вновь заботы одолели. Их у него больше, чем мышей в старом амбаре. И Красаве совестно, что ничем-то она помочь не способная.
– Послушай, дорогая, – молвил дядечка и руку на плечо Красавино положил. – Ты уж выросла, заневестилась… пора тебе своим домом зажить.
Красава этого разговору ждала.
Чай, восемнадцатый годок шел. И уж беспокойственно стало: а ну как ее нехорошесть станет причиною того, что и в столице не сыщется мужа? Вдруг да вековать ей в дядькином тереме всю жизнь оставшуюся? И ладно бы супруг, без супруга Красава как-то да пожила б, за хозяйством вот глядела бы, о дядечке заботилась, но деток хотелось со страшною силой.
А как их без супруга-то?
И забилось сердце, не понять, от радости ли, от тревоги. Застучало. Загремело.
– Многие у меня твоей руки просили. – Дядечка же бороду огладил. – Только… не хотелось мне с тобою расставаться, Красава. Уж больно ты на сестрицу мою похожа…
И по голове погладил.
– Ясноокая ты моя… что ж за судьба у меня такая, а?
У кого спрашивал – сие непонятно, только Красава дядечку обняла.
– Мне и с тобой хорошо.
– Хорошо – это ладно, но… надобно бы тебе из столицы уехать. Ты у меня добрая сердечком, не то что сестрица твоя…
Сказал и посмурнел.
И не солгал ведь. Неправду Красава чуяла. Была та словно деготь в меду иль мясо тухлое, которое порой за свежее выдать пытались, маслом протирая, чесноком пересыпая.
– Дядечка…
– Проклятое дитя. – Он отстранился и поцеловал Красаву в лоб. – Такова цена… и я готов ее заплатить. Но ты уедешь. Я нашел тебе мужа. Он хороший человек и будет о тебе заботиться. Любит. И ты его полюбишь, даст Божиня. Езжайте. И не возвращайся в столицу, слышишь? Даже когда меня похоронят, все одно не возвращайся…
– Дядечка!
Да что он говорит такое! Он еще не старый! Только-только четыре десятка сменял, а люди куда поболе живут. Это тетка здоровьем слаба. Бледна. Нежна. Из горницы своей не выходит почитай.
– Не возвращайся. – Он провел шершавой ладонью по Красавиному лицу. – Хотел я, как лучше, а получилось… кто знал, что книгу она взять сумеет?
И вновь не поняла Красава, про кого он.
– И послушай. Если вдруг явится к тебе сестрица с просьбой… не важно, даже если стакан соли попросит или хлеба краюху, сама не давай. Не надо. И дам я тебе один амулет… его еще дед твой делал. Он, конечно, не самый добрый человек, но нас по-своему любил. Сбережет. Глядишь, и сбережет…
Этот голос звучал у меня в ушах.
И чуяла я, Зослава, чужой след на коже своей. Стояла. А где – не пойму сама. То ли на дорожке, желтым камнем мощенной, то ли на подворье чужом.
– Видишь, все получается, – молвила Красава, усмехаясь. – Только ты не доглядела, девочка… а времени у нас не так и много.
В руках боярыня крутила махонький цветочек.
– Я бы молчала, если б она… но Милослава… как ни крути, а все семья… и боюсь, что мой супруг следующим будет. А там и я… и дед… он ведь не зря пришел. Ты смотри, внучка берендеева. Хорошо смотри. Иное словами сказать неможно, а вот если увидит кто… от взглядов чужих клятвы не спасают…
Пальцы мягкие разжались.
Упал цветочек.
…на землю жирную, черную. И поднялась стая грачей, заголосили они, заметались в поднебесье. Темно стало. Холодно.
И Красава лишь поплотней закуталась в плащ меховой.
Рано весна пришла.
Надолго ли?
Не случится ли ей, осознавши, что не вовремя явилась, вспять повернуть? И тогда вернутся ветра студеные, а с ними – морозы, которые лягут на землицу эту черную, раздетую? Плохо будет… землица такого обхождения не потерпит.
Нанятый супругом магик расхаживал по полю. Мерил длинными ногами межу и похож был не на грача, на аиста долговязого. Что-то делал, и Красава чуяла чужую силу, но понять суть происходящего не могла. Она и не силилась, просто глядела.
Старалась не плакать.
…третьего дня явился в поместье гонец, да не добрые вести принес.
Полыхнуло поместье боярина Воркуты.
Полыхнуло ночью, когда спали все, пусть и заговорено было от пожаров, а все ж… видать, заговор ослаб. Аль сняли его тайно недруги, коих у боярина множество появилось, когда дочь его поперед других царицей стала.