Внутренние дела
Шрифт:
— Такое случается.
— Да, случается.
Они помолчали. Дул жаркий ветер. Потом Энн сказала:
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, когда называешь Нью-Йорк дурдомом. Сегодня спустилась в метро на Бродвее. Теперь там можно черт знает что услышать. Рядом со мной сидел какой-то мужик со своей десятилетней дочерью. Какая-то женщина стала рассказывать ему, что ее десятилетнюю дочь изнасиловал школьный учитель. Ей не нужны никакие деньги, она просто хочет знать номер юридической фирмы, которая занимается такими делами. Я хотела дать ей один номер, но промолчала. А потом у одной женщины
Каллен счел себя вправе не отвечать на этот вопрос, потому что как раз в это время к дому подъехала полицейская машина с включенной сиреной. К машине подошел Гриняк, открыл заднюю дверцу и помог выйти двум женщинам. Обе они были испанского происхождения — одна держалась с большим достоинством, другая находилась в истерическом состоянии. Мать и сестра Бермудеса. Фотографы и телеоператоры тотчас набросились на них, осветив их фотовспышками. Мэр Лайонс хотел подойти к ним, чтобы и его сняли, но Гриняк никого не подпускал к женщинам, грозя пистолетом. Собственно, он сделал только жест рукой, показывая, что собирается достать пистолет, но этого оказалось вполне достаточно. С помощью Циммермана, который следовал за полицейской машиной на своем «саабе», Гриняк провел женщин в дом номер 119.
— Они думают, что это работа Тома.
— Безумная мысль.
— Тем не менее они так считают. Пистолет такой же, как и тот, из которого убит Стори.
— Но зачем Тому это делать?
— Он хотел убить Веру, так как мстит всем родственникам Стори. Он убил Бермудеса, чтобы проникнуть в дом, а Ники принял за Веру.
— Они похожи.
Он покачал головой:
— Нет, не похожи.
— Тебе лучше знать. Ты чувствуешь разницу.
Каллен осторожно взял Энн за локоть:
— Позволь рассказать тебе одну историю.
— Джо…
— Это очень важно.
Старые времена:
— Так и думал, что найду тебя здесь.
— Кому интересно то, о чем ты думаешь?
— Я переезжаю в Калифорнию.
— Кому интересно знать о том, куда ты переезжаешь?
— В следующем месяце.
— Кого это интересует?
— Глупо было с моей стороны думать, что ты обрадуешься, услышав эту новость.
— Конечно, глупо. Ты — глупая шлюха.
— Это не так.
— Значит, все это происходило на самом деле, не так ли? Ты действительно занималась этим, когда училась в школе.
— Чем я занималась?
— Ну, трахалась с Томом. С кем ты еще трахалась, шлюха?
— …О, Джо.
— О, Джо.
— Неужели это был ты?
— Что ты хочешь этим сказать? Ты что, не помнишь даже, с кем трахалась? Шлюха.
— Ты написал это письмо, не так ли?
— Не знаю, о чем ты говоришь.
— Ты написал это письмо.
— Не знаю, о чем ты говоришь.
— Когда я получила это письмо, я сразу же пошла к Тому. Сама не знаю, как у меня хватило смелости, но я пошла прямо к Тому и спросила его: «Это правда?». Он прочитал письмо и сказал: «Нет, это неправда, Вера». Вернее, он так сказал: «Клянусь, что это неправда». Я поверила ему. Он хотел сообщить об этом в полицию, чтобы они нашли автора письма. Но мне было наплевать на то, кто написал его. Письмо написал больной человек, которого грех наказывать. Сама болезнь является его наказанием… Боже, Джо, ты, должно быть, очень страдал.
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
— Если ты хотел меня, почему ты не попробовал добиться того, чтобы я стала твоей? Почему ты пытался уничтожить меня?
— Как давно ты встречаешься с этим парнем? С Калебом? И сколько ему вообще лет? Наверное, ему лет сто, если не больше.
— Почему ты не добивался меня? Я знала, что нравлюсь тебе. Ты так часто приходил к нам, делая вид, что ходишь к Чаку, но на самом деле ты бывал у нас из-за меня.
— Ну и что, если даже ты мне и нравилась? Если б даже я стал встречаться с тобой, ты убежала бы к кому-нибудь другому.
— Ты глупый, Джо. Ты как ребенок.
— Ты же сама говоришь, что собираешься стать известной актрисой, а у известных актрис нет времени для семьи, друзей или личной жизни. Так что о любовниках и думать нечего.
— Я тебя не понимаю. Почему ты насмехаешься надо мной? Почему ты ведешь себя как ребенок?
— А тебе какое дело? У тебя есть свой Калеб. Он не ребенок. Ему сто с лишним лет.
— О, Джо.
Вера.
— О, Джо, Джо, Джо, Джо.
Вера, Вера, Вера.
Старые добрые времена:
Он написал пьесу в отчаянной попытке произвести на нее впечатление. Он также читал пьесы, критические статьи о драматургии, биографии драматургов и актеров. Покупал для Веры и себя билеты в театр и на концерты, в оперу и на балет. Он читал театральные журналы «Бэкстейдж» и «Варайети».
Каллен продолжал читать эти журналы еще месяцев шесть после того, как Вера нашла его в баре, куда он зашел, покинув театральную школу, где застал Веру сидящей на коленях у Калеба Иванса. Каллен перестал читать журналы только тогда, когда услышал о свадьбе Веры Стори и Калеба Иванса, в результате которой Вера получила главную роль в новом фильме Калеба, ибо он не только преподавал, но являлся еще и режиссером, которого иногда называли американским Бергманом.
Чтобы отпраздновать это событие, Каллен завернул свою пьесу в журнал «Варайети» и бросил в реку Гудзон, стоя на мосту имени Джорджа Вашингтона. Перед тем как швырнуть в реку пьесу, он подумал: а не прыгнуть ли ему с моста?
Энн спрыгнула с крыла полицейской машины, на котором сидела, в то время как Каллен предавался воспоминаниям.
— Я понимаю. Я хочу сказать, что я понимаю и не понимаю.
— Том и Вера несколько лет находились в близких отношениях. Она не говорила мне об этом, я сам догадался. Том запил, и с его баскетбольной карьерой было покончено. Он лечился. Я думаю, Вера помогала ему в этом, платила за лечение и так далее. Я сначала не понял ее реакцию на мое сообщение о том, что Тома подозревают в убийстве Чака. Она не просто удивилась или выразила сомнение. Она просто не поверила в это. Он даже в темноте не принял бы за нее другую женщину. Он чувствовал разницу. И он никогда не стал бы нападать на нее.