Внутренний порок
Шрифт:
— Как телевидение? — поинтересовался Эдди Снизу.
— На каких-то каналах целые синематеки, — ответила Элмина, — клянусь вам. Вчера ночью вот показывали, я заснуть никак не могла. А посмотрела — и засыпать испугалась. «Чёрный нарцисс» 1947 года, смотрели?
Эдди, поступивший на последипломную программу по кино в ЮК, испустил вопль узнавания. Он писал докторскую «От бесстрастного к бесовскому: подтекстуальное использование подводки глаз в кинематографе» и как раз только что подошёл к «Чёрному нарциссу», в котором Катлин Байрон в роли одержимой монахини появляется одетая по гражданке, включая так разрисованные глаза, что хватит на
— Надеюсь только, мужчин вы тоже опишете, — сказала Элмина. — Во всех этих немых немецких, Конрад Файдт в «Калигари», Кляйн-Рогге в «Метрополисе»…
— … что, разумеется, усложняется требованиями ортохроматической плёнки…
Ойёй. Док вышел поискать в кухне, смутно помня, что там где-то может стоять неоткрытая коробка пива. Вскоре туда же сунул голову Лео.
— Я знаю, она где-то есть, — раздумывал вслух Док.
— Может, ты мне скажешь, нормально ли это, — сказал Лео. — Вчера ночью в мотель нам позвонил кто-то жуткий, сразу начал орать, поначалу я решил — на китайском, ни слова не понимаю. Наконец разобрал только: «Мы знаем, где вы. Жопу береги». И повесили трубку.
У Дока в ректуме привычно скакнуло.
— А вы, ребята, под каким именем вписались?
— Под нашим обычным. — Но Лео покраснел.
— Папа, это может быть важно.
— Ладно, только попробуй понять, у нас с твоей мамой как бы есть такая давняя привычка, мы на выходных останавливаемся в мотелях по старой доброй трассе 99, под липовыми именами? Делаем вид, что женаты на ком-то другом, и у нас там запретное свидание. И не стану тебя разыгрывать, это очень весело. Как эти ваши хиппи говорят, что б тебя ни вставляло, верно?
— Поэтому ни один консьерж на самом деле не записывает вас как каких-нибудь Спортелло.
Лео его одарил эдакой неуверенной улыбочкой, с какой отцы обычно отмазываются от сыновнего неодобрения.
— Мне нравится обычно Фрэнк Чемберз. Знаешь сам, это «Почтальон всегда звонит дважды»? А твоя мама, если спросят, говорит, что она Кора Смит, только бога ради не выдавай, что я тебе сказал.
— Значит, не туда попали. — Док наконец засёк коробку с пивом — у него перед самым носом всё это время. Какие-то банки сунул в морозилку, надеясь, что не забудет и там ничего не взорвётся, как оно обычно бывает. — Ну что, папа, вы меня точно шокировали. — Он обнял Лео и простоял так почти столько, что выглядело бы неловко.
— Что такое? — спросил тот. — Ты смеёшься над нами.
— Нет. Нет… Я смеюсь, потому что мне нравится брать себе это же имя.
— А. Должно быть, у тебя это от меня.
Но позже, часа в три ночи, в четыре, в какой-то такой безрадостный час Док напрочь забыл своё давнее облегчение и помнил только, до чего он испугался. Почему он машинально решил, будто где-то бродит что-то — и может так легко отыскать его родителей и угрожать им? По большей части, в таких случаях ответ бывал: «Ты просто параноишь». Но при его работе паранойя — инструмент ремесла, она тебя направляет туда, куда не пришло бы и в голову пойти. Послания из-за пределов, если не от безумия, случаются, накрайняк — хренова куча недоброй мотивации. И куда, интересно, этот китайский голос посреди ночи — когда бы в «Приюте «Небесный Крюк»» она ни наступала, — велит ему теперь смотреть?
Наутро, дожидаясь, пока перколирует кофе, Док случайно выглянул в окно и увидел Сончо Вьюнокса в его классической пляжно-городской колымаге — свекольном «мустанге»
— Сонч! подымайся сюда, кофе тяпнем.
Сончо прискакал через две ступеньки и встал, отдуваясь в дверях, сжимая в руке дипломат.
— Не думал, что ты уже проснёшься.
— Сам не думал. Что творится?
Весь день и всю ночь Сончо провёл с ватагой federales на борту вульгарно и чрезмерно оснащённого судна, принадлежащего Департаменту юстиции, — они навещали место, ранее определённое как точка, в которой «Золотой Клык» якобы должен был сбросить некий груз. Ныряльщики спустились поглядеть и, едва над океаном забрезжил свет, начали один за другим поднимать на поверхность контейнеры, набитые туго обёрнутыми в целлофан пачками налички США — вероятно, той же, за которой по наказу Блонди-сана до сих пор охотились Паря и Хоакин. Но только при вскрытии контейнеров, представьте, как все удивились — вместо обычных сановных рож, Вашингтона, Линколна, Фрэнклина и кого не, вне зависимости от номинала на них, судя по виду, смотрело лицо Никсона. На миг объединённая федеральная ударная группа замерла в раздумье, не всё ли они на борту, в конце концов, совместно галлюцинируют. Никсон дико вперялся во что-то невидимое сразу за краем картуша, словно бы ёжился, лишь бы убраться с дороги, взгляд странно рассеян, будто сам злоупотребил каким-то новым азиатским психоделиком.
По сведениям контактов Сончо в разведке, у ЦРУ некоторое время была такая практика — помещать лицо Никсона на липовые северовьетнамские банкноты, входило в их операцию по дестабилизации вражеской валюты — при рядовых авианалетах на север они сбрасывали миллионы таких подделок. Но такую вот никсонизацию налички США объяснить не так-то просто — да и оценят далеко не все и не всегда.
— Что это? ЦРУ опять за своё, это говно ни черта не стоит.
— Не хочешь? Тогда я возьму.
— И что ты с ним будешь делать?
— Потрачу пачку, пока никто не заметил.
Кое-кто считал, что это заговор китайских шутников-коммунистов, затеявших пободаться с долларом США. Гравировка была настолько тонка, что вряд ли тут обошлось без Негодяйского Восточного Происхождения. По словам других же, деньги эти могли уже некоторое время циркулировать по Юго-Восточной Азии как оккупационные, их, может, и конвертировать как-то можно в самих Штатах.
— И не будем забывать об их ценности на рынке у коллекционеров.
— Но для меня это слишком чума, боюсь.
— И ты врубись, — сказал потом Сончо Доку, — по закону, чтобы твой портрет напечатали на валюте США, ты должен сперва умереть. Поэтому в какой бы вселенной это барахло ни было законным платёжным средством, Никсон там должен быть покойником, так? Поэтому я вот что думаю: это симпатическая магия тех, кто хочет видеть Никсона среди усопших.
— Ну тогда диапазон точно сужается, Сонч. Можно мне тоже чутка?
— Эй, да бери сколько влезет. Вали затаривайся чем хочешь. Видишь, на мне ботинки? Помнишь те белые, что были у Доктора Не в «Д-ре Не», 1962-й? Да ты врубись! точно такие же самые! Купил на Голливудском бульваре на одну эту никсоновскую двадцатку — никто не присматривался, ничего, потрясно. Эй! у меня мыло начинается, ты, э, не против? — Он без промедления направился к ящику.