Внутренний порок, Пинчон Томас Рагглз

Внутренний порок

на обложку

Пинчон Томас Рагглз

Шрифт:

— Она. — Через плечо Искряка Док пригляделся к экрану. — Подумать только, она. Ну и ну. Спасибо, чувак.

— Ты в норме? — Похоже, не терпится вернуться к работе.

— Почему нет?

— Не знаю. Чудновато как-то выглядишь, а большинство народу твоего возраста зовут меня «пацан».

— Я к «Зуки», тебе чего-нибудь взять?

— Вообще-то до полуночи мне есть никогда не хочется, а потом я обычно звоню «Пицца-Мену».

— Ладно. Передай Фрицу, я ему денег должен. И ты не против, если я буду к тебе сюда заглядывать иногда, попробую не слишком тебя доставать.

— Запросто.

Помогу тебе свою систему наладить, если хочешь. Это волна будущего, нет.

— Трубчато, чувачок.

У «Зуки» Док сел к стойке и заказал кофе и полномасштабный шоколадный торт с кремом, а потом некоторое время упражнялся в процедуре отрезания сорокапятиградусных ломтей, выкладывания их на тарелку и поедания одного за другим при помощи вилки, однако в конце концов взял то, что осталось, руками и доел таким манером.

Подошла посмотреть Магда.

— Тортиком заедать нравится?

— Ты нынче работаешь по ночам, — заметил Док.

— Всегда была скорее совой. Где этот Фриц, давненько его не видала.

— Где-то в пустыне, я так слышал.

— Да и ты, похоже, себе солнышка нарыл.

— Я парня одного знаю, у него лодка, и мы на ней как-то раз в море выходили?

— Что-нибудь поймали?

— Пиво пили, в основном.

— Как муженёк мой. Разок они прикинули, не сплавать ли на Таити, доплыли только до Терминала.

Док закурил послеужинную сигарету.

— Главное, чтоб все нормально вернулись.

— Не помню. У тебя тут на ухе взбитые сливки.

* * *

Док выехал на трассу Санта-Моника, и, примерно когда сворачивал на юг по Сан-Диего, туман, как с ним это бывало еженощно, покатил на сушу. Док сдвинул с лица волосы, включил погромче радио, зажёг себе «Холодок», расслабленно ссутулился перед променажем и стал смотреть, как всё исчезает, деревья и кусты вдоль разделительной полосы, жёлтый школьный автобус в Пальмах, огни на холмах, знаки над трассой, что рассказывали тебе, где ты, самолёты на спуске к аэропорту. Третье измерение становилось всё ненадёжнее — ряд из четырёх задних фонарей впереди либо мог принадлежать двум отдельным машинам на соседних полосах и на безопасном расстоянии от него, либо оказаться парой двойных огней на одной машине у него под самым носом, никак тут не скажешь. Поначалу туман надувало отдельными пластами, но вскоре загустело и стало однородным всё, и Док уже различал только лучи собственных фар, словно стебельки глаз инопланетянина, — они целили в нишкнутую белизну впереди, а насколько быстро он ехал, могли сообщить лишь огоньки у него на торпеде, где располагался спидометр.

Он полз, пока наконец не обнаружил другую машину, за которой можно пристроиться. Немного погодя в заднем зеркальце увидел, как кто-то пристроился к нему. Он ехал в конвое неведомых размеров, всякая машина в нём держалась передней в дальности хвостовых огней, будто караван в пустыне восприятия, что собрался на какое-то время воедино безопасности ради, чтобы перебраться через пятно слепоты. Немного такого Док видал в городе, кроме хиппи, — чтобы кто-то что-то делал за так.

Ему стало интересно, сколько народу сегодня вечером застало этим туманом, а скольких туман держит дома, перед ящиком или в постели, где они только засыпают. Настанет день — он прикидывал, Искряк ему это подтвердит, — когда в комплект любой машины будут входить телефоны, может, даже компьютеры в приборной доске. Люди смогут обмениваться именами и адресами, историями из жизни, и собирать ассоциации выпускников, чтобы раз в год встречаться где-нибудь в баре, всякий раз у другого выезда с трассы, и вспоминать ту ночь, когда они устроили временную коммуну, чтобы помочь друг другу выбраться из тумана.

Он врубил «Вибрасоник». КИСЛ играла шоссейную трехъязыковую классику «Фапэрдокли» «Супер Маркет», обычно идеальную, чтоб ездить по Л.А., — хотя с сегодняшним движением на дорогах Доку, видать, придётся удовольствоваться тактами через один, — а потом крутили какие-то бутлеги «Слоновьей памяти» с плёнок, и «Влюблённого незнакомца» в исполнении «Спаниелей», и «Лишь Богу известно» «Пляжных мальчиков», которой, как через некоторое время Док осознал, он подпевает. Док посмотрел на расходомер топлива и увидел, что у него по-прежнему больше чем полбака, плюс пары. У «Зуки» он прихватил контейнер кофе, курева почти полная пачка.

Время от времени кто-нибудь включал правый поворотник и аккуратно выезжал из ряда, чтобы наощупь добраться к выездной рампе. Большие указатели выездов над головой были совсем невидимы, но иногда удавалось разглядеть какой-нибудь поменьше, на уровне дороги, ровно там, где ряд на выезд начинал отклеиваться. Поэтому решение всегда нужно было принимать в последнюю возможную минуту.

Док прикинул: если пропустит съезд к Гордита-Бич — свернёт туда, что сможет прочесть, и обратно доберётся по улицам на поверхности. Он знал, что в Роузкрансе трасса начинает изгибаться к востоку, и в какой-то точке, у бульвара Хоторн или Артезия, он туман с себя сбросит, если только сегодня тот не расползётся и не окутает всю территорию. Тогда, может, всё так и будет много дней, может, тогда ему придётся так и ехать дальше, мимо Лонг-Бича, вниз через Оранжевый округ, и Сан-Диего, и через границу, где никто уже не сумел бы определить в тумане, кто мекс, кто англо, кто вообще кто. Но, опять же, до этого и бензин может кончиться, и придётся оставить караван, и съехать на обочину, и ждать. Что бы ни случилось раньше. Что в кармане материализуется забытый косяк. Что мимо проедет ДПК и решит с ним не связываться. Что остановится неугомонная блондинка в «электроскате» и предложит его подвезти. Что весь туман выгорит на солнце, и теперь-то вместо него вдруг окажется что-то ещё.