Внутренний враг. Пораженческая «элита» губит Россию
Шрифт:
При чем тут Сталин и красная империя? А при том самом: много плохого было при Сталине, куда больше, чем хорошего — только вот школьников на «Бентли» не было; а кто скажет, что, мол, даже если и признать, что это плюс, он явно не так важен, чтобы перевесить остальное, те совсем не понимают своего народа. Были, правда, «слуги народа», которые (как и их отпрыски) жили хоть и не во дворцах, но совсем иначе, чем все остальные; но это как раз и соответствует нашим представлениям, это древний архетип: князю можно, он за нас себя не щадит. По-научному это называется меритократия (от латинского «заслуга») — когда общественный статус человека, в том числе выражающийся и в материальном положении, определяется в основном по его вкладу в общее дело (что по-латыни, как известно, будет «республика»). И при всей субъективности такого подхода он, по моему мнению, куда ближе народу и, как я излагал выше, дает в среднем более хороших людей с гораздо более чистым отношением к этому самому общему делу (к тому же слуги народа — сегодня князь, а завтра в грязь; чего им завидовать: вот на «ЗИСе» рассекает, а завтра, глядишь, тачку будет катить). Как ни жестко это звучит, но это примиряло и примиряет по сию пору народ и тогдашнюю элиту, а с нынешней нет примирения, потому что нет апологии: не только они все имеют; причем вовсе не в награду за вклад в общее дело, но и бояться им нечего (кроме разве что взрывного устройства от конкурентов). И к Ивану Грозному имеем сейчас то отношение, которое имеем, причем все нарастающее, которое совершенно справедливо разоблачает Елена Чудинова (помимо всего
Другая причина связана с положением России в мире, среди других стран. Наша страна является отдельной и самобытной православной цивилизацией; из иных цивилизаций ей ближе всего другая христианская цивилизация, католическо-протестантская, иначе называемая европейской, и она же именно в силу этого объективно была, есть и будет самым большим из наших врагов. Здесь нет никакого парадокса, этот принцип сформулирован еще Дарвиным: борьба между биологическими видами тем острее, чем они ближе друг к другу. Не надо упрекать меня в безбожном социал-дарвинизме: я говорю здесь вовсе не о примитивной борьбе за существование (территорию, ресурсы, и т. п.), а о цивилизационной борьбе идей — религий, укладов и представлений. Сам факт существования исламского мира, например, или дальневосточного, радикально отличающихся от мира европейско-американского, никогда не был для последнего раздражающим фактором: не всем же быть одинаковыми (нынешние потуги на глобализацию не в счет, они скоро пройдут) — мы христиане, а они язычники. А вот мы всегда были для них бельмом на глазу (как до этого Византия): как это, не мы, а христиане; как же тогда с нашим божественным правом? И к XIX веку, когда религия ушла из европейской политики, а на первое место вышел вопрос о социально-управленческих укладах, а особенно в XX веке, Россия в этом новом смысле все равно оставалась альтернативной ветвью «западной», то есть христианской, цивилизации, и именно этот факт, а не какая-то мистика определяет достойное лучшего применения упорство и последовательность западного мира в повторяющемся выборе антироссийской идеологии и политики. И поэтому близоруки те, кто говорит, что главный наш враг — агрессивный исламский мир (или экспансионистский китайский), а не христианские, пусть и несколько другие, чем мы, народы: в военном смысле в данный момент — возможно, а в цивилизационном — нет! Всегда останется западный мир нашим смертным врагом, если только один из нас не исчезнет Божьей волей с лица Земли (тоже в цивилизационном смысле, конечно, а не в физическом), потому что нет здесь достойного места для нас обоих (не по нашему, а по их выбору). Но это не повод ни для паники, ни для немедленной мобилизации. Это факт, и относиться к нему мы должны без лишних эмоций, просто как к внешнему обстоятельству жизни, вроде зимнего холода — абстрактно, может быть, оно и неприятно, но изменить нельзя, а приспособиться можно (в первую очередь по формуле Александра III: единственные друзья России — русская армия и русский флот).
Но отступление от этой золотой середины в два противоположных направления оценочно воспринимается народом совершенно по-разному: уклон в сторону излишнего противостояния — это как максимум ошибка (а может быть, и нет); а уклон в сторону объединительства и экуменизма — это предательство своих корней и самой своей сути. Вот ровно поэтому никто не предлагает канонизировать Петра I (а совсем не за упразднение Патриаршества и создание Святейшего Синода), хотя он явно был великим правителем и завоевал много земель, в том числе у Европы. Потому что он заставлял одеваться и бриться на западный манер, говорить на их языках, перенимать их обычаи; в общем, он пытался сделать из России европейскую страну, которой мы не являемся, — пусть даже и ради того, чтобы стать сильными и побеждать ту же Европу. А Иван Грозный, хотя Ливонскую войну благополучно прогадил и вообще никого в Европе не победил, зато не пытался (тоже якобы) слиться с ней в экстазе; его позиция, выраженная в ответе Курбскому: «Россия не Европа, б… сын, Россия — новый Израиль», и есть причина того (кроме вышеназванной), что его, убившего чудотворца святителя Филиппа, искренно предлагают — многие! — самого причислить к лику святых. (Я разделяю мнение Елены Чудиновой, что он был не просто не христианин, но прямой слуга дьявола, но я, как и анонсировал, пишу здесь не столько о своем мнении, сколько пытаюсь проанализировать существующие в стране массовые мнения других.)
Здесь уже не нужно задавать риторический вопрос, причем тут Сталин: он искренне ненавидел западный мир, причем в отличие от Ленина с Троцким считал его не ареной приложения своих абсолютно космополитических идей, а источником всего вредоносного конкретно для России и ее национальных интересов. Он даже не всегда был полностью последовательным в реализации этого (лично я не могу простить ему как правителю того, что он остановился в 1945 году на Эльбе вместо того, чтобы идти до Ла-Манша и дальше), но сама позиция его была однозначной (как говорится, «вы не правы, но мне нравится ход ваших мыслей»). И сегодня, когда Запад давит нас по всем фронтам, причем совершенно не спровоцированно (в основном по причине нашего же безволия, но это в данном случае несущественно), именно эта часть мировоззрения и практической политики Сталина и привлекает к нему симпатии многих тех, кого от остального в нем тошнит — как же, при нем и Англия, и Америка дрожали от ужаса перед нами. Не следует смешивать это с патриотизмом как таковым — искренне любят свою страну и хотят для нее всяческого процветания и даже величия и некоторые из либералов. Я пишу именно об ощущении своей страны и цивилизации как антипода цивилизации западной (как теперь стало ясно, в первую очередь это означает англосаксонской). Это вторая причина, по которой нет у нас в обществе (это, мягко говоря) культа белогвардейцев — англичан и французов пригласили в союзники и оккупанты против родной страны, пусть и взбесившейся! (Они, правда, ничем и не помогли и тут же белую гвардию и предали, но помощь Запада всегда столь виртуальной и бывает.) И именно поэтому множество блестящих российских генералов пришли на службу к красным и в большой степени и выиграли реальные сражения (в противовес карательным рейдам) Гражданской войны. И по той же причине к диссидентам 60—80-х годов XX века (это и к Сахарову относится) также нет особенно дружелюбного отношения даже у тех, кто окончанию правления КПСС рад безоговорочно: как же вы, господа, к врагам своей страны обращались
Вот это и есть вторая основная причина (а их всего две и есть) нынешней сталиномании: он твердо стоял на враждебных позициях к западному, особенно англо-американскому миру, ни в малейшей степени не видел Россию частью европейской цивилизации и не стремился с ней сблизиться; более того, позиции именно этого мира в многовековом противостоянии с Россией при нем были самыми слабыми за всю историю — как же, все американские посольства в Европе имели планы эвакуации на случай русского танкового прорыва. Именно поэтому мы видим всплеск апологии Ивана Грозного и Сталина, а не трех государей, заслуженно получивших прозвище Великих — Ивана III, Петра I и Екатерины II, хотя все они были не меньшими имперостроителями, чем Сталин, и точно большими, чем Грозный. И войну, жизненно важную для России, Сталин выиграл не первый в русской истории, и даже войну с противником, который до этого считался непобедимым, тоже не первый (хотя все разговоры, что Великую Отечественную выиграл на самом деле не Сталин, есть продукт недоразумения — все победы, произошедшие во времена какого-либо правителя, есть его заслуга, так же как все поражения — его вина). Но непримиримость к западному миру (не враждебность или воинственность, а именно непримиримость), реальная или кажущаяся, отличает именно Грозного и Сталина. И апология Сталина будет тем сильнее, чем сильнее будет пресмыкание нашего общества перед Западом — и в политике, и в культуре, и в попытках представить всю историю как торжество великой и благой западной цивилизации. Это тоже идол — идол русской Этнократии; но идол Европы все же еще хуже.
И вот теперь мы можем вернуться к предложениям Елены Чудиновой и Андрея Езерского о национальном примирении и преодолении раскола в умах. С либералами это невозможно, потому что у нас разные цели, а между красными и белыми возможно и необходимо, поскольку цели у них на самом деле не различаются. Но как предлагают примиряться авторы? «Сталин — красная собака» (Чудинова), «такой фигуры, как Сталин, более не существует» (Езерский). Может, вы и правы, друзья, но ни компромиссом, ни консенсусом, ни примирением такой подход по правилам русского языка не называется. Это, иначе говоря, считаю что мое — мое, а что твое — тоже мое. Тоже мне консенсус!
Давайте лучше посмотрим, на какой базе возможно реальное примирение между идейными белыми, от имени которых говорят Чудинова и Езерский, и тех не красных даже, но просто не принимающих их взгляды, от имени которых пытался выступать я в этой статье. Мне кажется, из изложенного это довольно очевидно: я бы отталкивался от слов Езерского о том, что без Христа даже самая сильная власть падет. Это, конечно, так. Ровно поэтому пала, причем довольно легко, первая российская империя, невзирая на помощь Англии, Франции и Америки. И вторая, красная империя пала потому же — совершенно не собираюсь спорить в этом с Андреем. Не было Христа в советской власти, но его давно уже не было и в царской власти к моменту революции, иначе она бы не пала; а ведь когда-то была в России власть, построенная на Христе, — имперостроительство Ивана Великого не лучший ли тому пример? Так что первое — пусть белые и красные вместе строят новую власть и новую, третью империю на Христовой вере, а не пытаются воссоздать ту прогнившую, хотя и со славной историей, державу, что существовала перед 1917 годом — туда я и мне подобные не хотим. А если хотим иметь перед глазами исторический пример, обратимся к дораскольным временам. Второе — пусть белые признают, что власть и особенно всевластие денег есть мерзкий идол и к 1917 году он уже правил бал в России, как правит и сейчас, а красные в ответ должны признать, что и Власть ради власти есть идол столь же мерзкий, и вся история СССР прошла под его знаком. Давайте пробовать вместе строить общество, свободное от обоих этих идолов, а не от любого одного из них — если общество будет Христово, Дух Святой нам в этом поможет. Третье — красные должны признать, что этнократия и национальное самовозвеличивание тоже есть идолопоклонство (кстати, именно то, которое помешало иудеям принять Христа), но и белые должны признать идолопоклонством возвеличивание Запада, и — главное! — признать, что делать нам, православным, в Европе нечего (кроме как обращать тамошних заблудших). И уж менее всего надо нам брать пример с Запада — с места, где идол Денег возник и всесилен, как нигде. И вот если мы это признаем, то, наверное, все остальное можно решить в духе братской любви и, в частности, перестать превозносить Сталина (или по крайней мере вместе с этим бороться), но в этом случае это скорее всего и не понадобится: само пройдет.
P.S. Я искренне благодарен Елене Чудиновой за то, что ее статья впервые обратила мое внимание на следующий факт: а почему мы, действительно, называем работников спецслужб чекистами, причем явно с позитивным оттенком? Уж если и есть чем гордиться в истории СССР, то уж никак не внутренними спецслужбами того времени. Независимо от исхода нашей дискуссии я лично этот термин употреблять больше не буду.
Заключение
Михаил ЛЕОНТЬЕВ
Потребность русского народа в осмысленном существовании — нравственно и исторически — отличительная черта нашей цивилизации. Есть ли будущее у России, зависит от того, есть ли у нас какой-либо осмысленный образ этого будущего. Симптоматично, что идея обратиться к будущему совпала с празднованием 60-летия Победы. Эти празднования, действительно величественные, тем не менее более походят на похороны: мы достойно проводили нашу Победу в последний путь. И затянувшаяся после того полемика с Латвией и Грузией по ничтожным, на самом деле, для державы поводам — наибольшее свидетельство тому.
Сегодня Россия де-факто страна без будущего. И поэтому уже в значительной степени без прошлого. Мы не можем договориться о прошлом, прекратить бесконечную внутреннюю гражданскую войну, на нынешнем убогом настоящем. Свидетельством тому — дискуссия в текущем номере об отношении к Сталину и сталинизму у нынешней России, ни у кого нет права суда над Сталиным, пока не восстановлена мощь державы, пока не гарантирован хотя бы суверенитет. Люди, промотавшие Победу, промотали право на этот суд.
То, что мы ощущаем в настоящее время, это не просто политика пожарного реагирования, о которой говорил президент РФ в Послании. В системе власти происходят «веерные отключения» политической воли, по типу недавней московской аварии. Кровоснабжение государственного организма должно быть восстановлено хотя бы в аварийном режиме. Мы должны восстановить наше право праздновать Победу. Потому что иначе выяснится, что все они, погибшие за эту Победу, погибли зря.