Внутренняя империя Юань
Шрифт:
– Разве он больше не живет в церкви?
– Видишь ли, мы все так или иначе живем в церкви; одни зачинают детей в девяносто лет, другие в двадцать не могут… С этим нужно как следует разобраться. И лучшей практики, чем здесь, тебе вряд ли сыскать. У нас Святая земля под боком, и наследие Апостольской Сирийской церкви. Тут недавно я поспорил с эмиром ойратов Тарагай-гургеном о вере, попытался надавить, и видимо, обидел человека. А он тут же подбил эмира Йисутея и Кокетей-багатура, они сняли свои тумены и со всем имуществом ушли в Сирийский
До похода я считал всех людей детьми Божьими, порой глупыми и непослушными, которым розгой можно помочь… Да и сейчас так думаю, – насчет розги. Но вижу, что мне для управления таким государством необходимо богословское образование. Здесь не получиться, как в монгольской степи, подвесив мешок в поднебесье – ветер собирать. Вот и Давид настаивает открыть монастырь в столице, а при нем институт – мне уже всю плешь проел. Я ничего не имею против наук, но, похоже, он немного не в себе. Поди, разберись.
– Я разговаривал с ним, – Ван Юань улыбнулся, – через Думарину. Но она делает свои выводы и переводит неточно.
– И что же говорит твоя жена о его вере?
Хан от любопытства засунул палец в рот.
– "Собеседница Ангелов" назвала его жнецом с острым серпом.
– А это плохо или хорошо?
– Это неизбежность.
– Так и сказала?
– Посоветовала мне держаться от него подальше.
– Ай-яй!– воскликнул хан. – До чего умная женщина. А моя Докуз-хатут устраивает с Давидом постоянные диспуты, и я уже вижу в ее глазах блеск стали.
– А это хорошо или плохо?
Хан вздохнул. – Это неизбежно. Но мы во всем должны разобраться. Поэтому я и не хочу тебя сразу отпускать. Кто знает, – хан задумался и, прищурив глаза, посмотрел вдаль, – может быть я тоже пожелаю уехать с тобой в далекий край, под крылышко старшего брата Хубилая – оставить всю эту суету-сует и, глядя как звезды бороздят просторы Вселенной, отдыхать душой. Сколько той жизни?
– Вы это серьезно, уважаемый хан?
– А ты что думал, только у тебя есть мечта?
Хан снова вздохнул. – Иногда я отчетливо вижу и понимаю, что мы как черви копошимся в долине, глотаем и перевариваем субстрат, а нужно только подняться на гору, приблизиться к Небу, и Бог – Творец Вселенной, тут же примет доверчивую душу в свои объятия. Очистит ее от скверны и изменит на свое усмотрение – Ему ведь не трудно. К чему сколько возни и пустых разговоров?
– Бог, это Майтреяй, который Любовь?
– Да хоть Христос, в чем разница?
– Разница в подходе.
– Хитрый ты, каракитай.
Хулагу помахал пальцем. – Вот и Докуз-хатут постоянно мне твердит о глине необожженной.
– Главное, не перекалить.
– Ну, а я о чем?..
Хулагу расправил плечи и хрустнул всеми суставами.
Их кони шли мерным шагом, поскубывая по пути сухой ковыль, наверное, только из привычки, потому что кормили ханских коней очень хорошо. Возможно, так и человек, многое делает по привычке – имея с избытком Небо над головой, тянет шею к земле и грызет скудную пищу. Исключительно из привычки.
глава 9.
"Кто достигнет чести и приобретет богатство, тот сделается гордым".
Лао-цзы
Здоровье и честь мешают видеть вещи, как они есть, – чем крепче здоровье, тем опаснее жизнь; чем больше вещей, тем труднее сохранить их в целости.
И это было новым зрением, острым и свежим как горний воздух, и прозрачным как родник.
Спустя определенное время Ван Юань и хан заехали в удивительную горнюю страну – и травы здесь были заметно зеленее, и воздух чище, и даже птицы пели пронзительней и звонче, да и душа вдруг возжелала песни, а ноги наливались упругостью и каменели… и шли сами в пляс, – хотелось сорваться и чесануть каблуками. Асса!
Наблюдая удивительные изменения в теле и душе, Ван Юань почувствовал, что продвигаться вглубь этой страны просто опасно – от избытка энергии одежда трещала по швам и глаза сверкали – навстречу стали попадаться заросшие крепкие мужчины с ослепительной улыбкой и неистовым блеском в глазах; они радостно улыбались, скрипя большими белыми зубами – что-то не так, сразу зарэжут!
Хан тоже приободрился, его обычное меланхолическое настроение сменилось живостью, и присущая телу тучность сразу куда-то подевалась.
– А, каковы молодцы?! Орлы, настоящие джигиты! – произнес он, приветствуя целую делегацию таких мужчин-красавцев, каждый – косая сажень в плечах.
Парни действительно оказались не промах. С собой они везли бурдюки прекрасного вина, много жаренного мяса и вкусных лепешек, – вскорости большой окованный серебром и золотом рог пошел по кругу, и хан, не взирая на предупреждение Ван Юаня об отравленном вине и прочем – осторожность не помешает – только весело махнул рукой.
– Здесь так нэ принято, дорогой! – заметил ему один из мужчин, подавая полный рог.
– Извините, я не пью,– произнес Ван Юань, вдруг вспомнив свой печальный опыт знакомства с вином у Колы-вана.
– Э-ээ, что тут пить! – воскликнул весело парень и осушил рог одним залпом. – Вот видишь, всё просто! Дэлай так же, дорогой!
Рог тут же наполнили и подали Ван Юаню.
– Нельзя отказываться, – подмигнул ему хан, – Обидятся.
С трудом одолев литру вина, Ван Юань понял, что праздник только начинается. Оказывается, они попали прямо на свадьбу одного из сыновей князя гор. Все эти ребята, свадебные шаферы молодого князя – кунаки, готовились ехать в соседнее селение похищать невесту – первую красавицу, и соответственно, "немножко" употребляли для храбрости. Хотя по отчаянному блеску в глазах, трудно было представить, что таких джигитов может что-то испугать или остановить.