Внутренняя красота

Кэй Маргерит

— Какое яркое приключение в чисто английском семействе, — сухо заметил Джованни.

— Действительно! — Крессида рассмеялась. — Отец решил, что двух шейхов, сколь бы они ни были влиятельными, достаточно для любого семейства. Думаю, он опасается, что та же судьба постигнет других сестер, если те навестят Силию, так что нам остается лишь переписываться.

— А те ваши сестры счастливы?

— О да. Они на седьмом небе, уже обзавелись детьми. — Леди Крессида нежно взглянул на портрет. — От одного осознания, сколь они счастливы, моя жизнь становится сносной. Я ужасно тоскую по ним.

— Но вы ведь не совсем одна. У вас есть мачеха.

— Видно,

вас еще не представили Белле. Отец женился на ней почти сразу после свадьбы Силии. Наверное, посчитал, что Белла возьмет на себя обязанности Силии, в смысле, начнет присматривать за тремя юными девушками и еще родит ему наследника. Но у Беллы иное мнение на этот счет. Когда родился Джеймс, отец тоже изменил свое мнение. Отныне его интересовали лишь наследники по мужской линии.

— К сожалению, леди Крессида, в мире так заведено.

— Кресси. Пожалуйста, зовите меня Кресси. Сейчас, когда Каро вышла замуж, а Корделия отправилась в Лондон, никто меня так не называет. Я последняя из сестер семейства Армстрог. — И она грустно улыбнулась. — Думаю, за один день вы услышали о моей семье более чем достаточно.

— Жаль, здесь нет других ваших портретов. Можно спросить… вы не желаете… мне хотелось бы написать вас, леди… Кресси.

— Написать меня! Зачем вам это?

Увидев выражение ее лица, Джованни чуть не рассмеялся, но тут же рассердился, столкнувшись с примером столь вопиющего неуважения к себе.

— Это даст мне возможность поупражняться в математике, — ответил Джованни, нащупав идею, осенившую его. — Один портрет я напишу по вашим правилам, а другой — по собственным.

— Два портрета!

— Да. Два.

Один — идеализированная леди Крессида, другой — настоящая. Впервые за многие годы Джованни почувствовал уверенность в себе. В нем зашевелились давно подавленные амбиции. Хотя он пока понятия не имел, каков будет второй портрет, зато точно знал, тот станет его собственным произведением. Произведением, написанным по велению сердца.

— Два портрета, — твердо повторил Джованни. — Тезис и антитезис. Разве найдется лучший способ подтвердить или опровергнуть вашу теорию? — дерзко и не без умысла добавил он.

— Тезис и антитезис, — серьезно сказала она, кивнув. — Интересная идея. Но у меня нет средств оплатить вашу работу.

— Это не заказ, а эксперимент.

— Эксперимент.

Улыбка на лице Кресси говорила, что он избрал самое удачное слово.

— Вы же понимаете, нам придется провести вместе много времени. Я не могу работать, когда меня отвлекают или прерывают. — Джованни поспешил добавить, понимая, сколь двусмысленно звучат его слова: — Вам придется найти способ временно избавиться от своих подопечных.

— Я бы охотно избавилась от них навсегда, синьор. — Кресси прикрыла рот ладонью. — Конечно, я пошутила, но найду, как это сделать, и, думаю, будет лучше, если о нашем эксперименте никто не узнает. — Она широко улыбнулась. — Нам обоим известно, мы ведем исследование во имя науки, но думаю, Белла истолкует наше уединение в компании лишь одного мольберта в ином свете.

Белла Фробишер, будущая леди Армстронг, была соблазнительной молодой женщиной, когда встретила своего будущего мужа. Как сказала леди София, «ее бедра точно созданы для рождения детей». Она уже произвела на свет четверых детей, крепких мальчиков. Теперь эти бедра, как и остальные прелести, смотрелись не столь привлекательно. Из-за флегматичного от природы характера да еще супруга, почти не скрывавшего

своего безразличия к жене, если не считать способности рожать, Белла пристрастилась к сладостям. Изгибы тела так округлились, что сейчас весьма неприлично колыхались под платьем. Беременность вынудила ее отказаться от корсетов. В тридцать пять лет она выглядела минимум на десять лет старше в просторном вишневого цвета платье, отделанном множеством пушистых кружев, которые не скрывали бледность ее лица. Хорошенькое лицо и искристые карие глаза заплыли жиром.

Хотя Белла не стремилась блистать умом, она радовалась, когда ее называли жизнерадостной, была исключительно общительной до тех пор, пока муж не дал ясно понять, что из-за своей аполитичности жена стала чем-то вроде обузы. Он без долгих размышлений заменил ее сестрой в своей политической табели о рангах и, убедившись, что Белла снова забеременела, тут же выпроводил из города. Белла осталась здесь, регулярно производя на свет крепких мальчиков, радовалась своим сыновьям и больше почти ничем не интересовалась. Зная, что мужу это не понравится, она мечтала о дочке, как о заслуженном утешительном призе. Девочка согрела бы мать столь долгожданной любовью.

Очень рано разочаровавшись в браке, Белла не решалась сказать об этом мужу, источнику своих несчастий, и срывала гнев на его дочерях, а это оказалось не так уж трудно, поскольку те не скрывали, что считают ее захватчицей. Злоба вошла в привычку, с которой она не собиралась расставаться. Поэтому вряд ли удивительно, что для этой беременной, оплывшей, одинокой и скучающей женщины появление Джованни, его умопомрачительная мужская красота, подчеркнутая строгой черной одеждой, казалось даром богов, а ведь она считала, что те уже давно покинули ее.

— Леди Армстронг, для меня честь и удовольствие познакомиться с вами, — произнес художник, склоняясь над ее покрытой рябью и кольцами рукой. Белла продолжала лежать в шезлонге.

Задыхаясь, она жеманно улыбалась. Никогда в своей жизни ей не доводилось встречать столь божественного представителя мужского рода.

— По очаровательному акценту я догадалась, что вы итальянец.

— Тосканец, — кратко уточнила Кресси, почему-то раздражаясь тем, сколь поразительный эффект произвел Джованни на мачеху.

Она уселась в кресле напротив и многозначительно уставилась на распростертое тело леди Армстронг.

— Вам снова плохо? Может, нам оставить вас, чтобы вы могли попить чаю?

Краснея, Белла отбросила мягкий кашемировый шарф, прикрывавший колени, и с трудом села.

— Спасибо, Крессида. У меня вполне хватит сил угостить синьора ди Маттео чашкой чая. Синьор, вы предпочитаете чай с молоком или лимоном? Ни то, ни другое? Ну что ж, наверное, вы, итальянцы, не пьете много чая. Это английская привычка, которая, признаюсь, доставляет мне большое удовольствие. Пирог? Что ж, если вы не желаете, мне придется съесть и ваш кусок, иначе повар страшно обидится. Видите ли, Крессида не очень любит сладкое. Возможно, окажись она сластеной, ее характер стал бы немного лучше. Моя падчерица очень серьезна, как вы, синьор, уже, несомненно, догадались. Пирог такое легкомысленное лакомство, что не доставит Крессиде ни малейшего удовольствия. Вы, конечно, знаете, она сейчас стала гувернанткой двух моих сыновей? Джеймса и Гарри. Вы, разумеется, пожелаете узнать о них больше, если, осмелюсь сказать, захотите по достоинству оценить моих ангелочков. — Тут Белла наконец умолкла, чтобы отдышаться, и отправила в рот почти весь кусок пирога с джемом.