Внутри себя
Шрифт:
Один из оставшихся бандитов отчаянно висел на Эрике в то время, как Жером поднял свою здоровую руку. Его кулак просвистел в сторону носа Эрика, намереваясь, видимо, разбить кость и вдавить ее осколки в мозг.
Где-то в далекой белизне Эрик подумал, что слышит голос Тархуна:
– Не убивайте его!
Но Жером больше не слушал своего босса. Насмешливая вежливость и черный юмор пропали, разрушенные до основания, как стеклянные двери и двое других человек.
Рука дотянулась до него. Она, несомненно, должна была убить Эрика. Вместо этого он почувствовал лишь незначительное неудобство где-то в центре лица. Его переносица не сломалась, даже не погнулась.
Жером отпрянул, потеряв дар речи. Эрика стало тошнить от кровавой бойни, развернувшейся вокруг. Кровь капала на белый ковер из человека, все еще висящего на потолке. Эббот потянулся, стащил последнего противника со своей спины и бросил его в отступающего Жерома. Столкнувшись, оба налетели на хрустальный бар. Бокалы посыпались с полок, бутылки опрокинулись, разбрызгивая золотистую жидкость. Автомат с вином переключился на позицию «Открыто», и на пол стал литься ровной струйкой кларет, менее порочный, чем кровь, с которой он перемешивался.
Что-то ужалило Эббота в левую ягодицу. Он резко обернулся, чтобы увидеть сильно изменившегося Тархуна, стоявшего сзади. Эрик выдернул шприц для подкожных впрыскиваний, который работал от давления. В нем не было иглы. Он был похож на игрушку. Эббот сдавил его пальцами, шприц сломался в руках. Это было забавно, потому что он был сделан из пластика с повышенной прочностью, Эрик автоматически подумал о том, что в эти дни нельзя доверять ни одному производителю.
Тархун наблюдал за ним, не отводя глаз. Эббот продолжал стоять на диване и улыбаться. Выражение неуверенности на лице Тархуна сменилось выражением ужаса. Его самообладание исчезло.
– Теперь я уйду, – спокойно сказал ему Эрик. – Я не беру с собой Лайзу, потому что запутался, не знаю, что делать, и не хочу, чтобы ей причинили боль. Но вы не сможете разлучить нас. Не сможете.
– Ты должен лежать на полу, – бормотал Тархун. – Ты должен лежать полумертвым, без сознания. В этом шприце было достаточно TLC, чтобы свалить сотню человек. Почему, черт возьми, ты не потерял сознания? – он говорил, как будто обвиняя. Эрик чувствовал себя почти извиняющимся. Его полусонное состояние продолжалось, когда он сошел с диванных подушек. Действительность была каким-то добрым воспоминанием.
– Теперь я уйду, – заявил Эббот. Дверь была заперта снаружи. – Ловкий трюк, – сказал он Тархуну, который уставился на него широко раскрытыми глазами. – Как вы это сделали?
Тонкая струйка слюны стекала из угла рта Тархуна. В этот момент он уже не выглядел уверенным и искушенным в житейских делах.
– Ты должен быть без сознания, – опять повторил Тархун.
Эрик не мог найти ответа на этот повторяющийся вопрос. Он положил ладонь на ручку и рванул дверь. Внутри что-то застонало. Ручка была приварена, как и петли. Наконец, громко щелкнув, подался замок..
Удивленные проклятия послышались из вестибюля, когда он вырвался из двери и рикошетом отлетел от противоположной стены. Теперь дверь откроется нормально, подумал Эрик и вышел.
Там ждали еще три человека. Они с удивлением увидели, что его не сопровождают. Из-за спины Эрика Тархун внезапно стал кричать:
– Без рук! Не пытайтесь дотронуться до него! Пристрелите, пристрелите его!
При этих словах люди настороженно отпрянули и вытащили небольшие пистолеты. Эрик жизнерадостно прошел мимо них и нажал кнопку вызова лифта, ничуть не беспокоясь о том, что происходит. Ничего не могло случиться, иначе это уже давно бы случилось, не так ли? Он захихикал, но поспешил подавить смех. Позади трое человек смущенно смотрели, как Эббот ждал лифта.
Крохотные булавки вонзились в его спину и ноги. Мускулы шеи дернулись. Входя в лифт, он не обратил на это внимания. Сзади опять раздались проклятия. Эрик повернулся в кабине и в последний момент успел увидеть три испуганных лица. Двери с гулом закрылись, и кабина начала спускаться.
Он потратил некоторое время на то, чтобы вытащить подкожные дротики из спины, размышляя о том, что мельчайшие дырочки могут быть даже не видны на его новом костюме. Эрик поднес один из шприцев к свету, увидел остатки голубой жидкости и праздно подумал о том, что бы это могло быть. Такой же нарколептик, который всадил в него Тархун? Какая разница? Все равно он не оказал на него никакого действия.
Наверху Лайза Тембор неподвижно лежала на своей кровати. Пока до нее доносился грохот драки, она прятала лицо в ладонях и плакала.
Потом случилось неожиданное: наступила тишина. Еще более неожиданный спокойный голос Эрика: «Теперь я уйду». Вот когда слезы перестали литься, чтобы смениться первым смущением, а потом отчаянной, поднимающейся надеждой.
Может быть, в этот момент она поняла, что действительно любит его, каким бы невозможным это ни казалось. Эта мысль противоречила всему, что знала, всему, чем была девушка. Но она существовала.
– Я люблю тебя, Эрик, – сказала Лайза, потому что хотела услышать, как сама говорит это, и потому что понимала с такой же уверенностью, что больше никогда не увидит Эрика Эббота.
Ей могли приказать уйти в свою комнату и оставаться там, но они не могли заставить ее не думать и не чувствовать. По крайней мере, Лайза сохранила в себе это удивительное чувство, эту запрещенную, невозможную любовь. Будет приятно жить с ней, даже если она не сможет остаться с Эриком.
Это было невозможно, как она говорила ему.
Потом девушка услышала, как кричит и вопит Тархун. Он был встревожен, и это доставило ей удовольствие. Лайзе никогда особенно не нравился Тархун, хотя тот всегда вел себя с ней любезно и уважительно. Ей не нравился никто из тех, на кого она работала, даже если это считалось глупым и вредным, как говорили психологи. На самом деле, это скорее было равнодушие, чем активная неприязнь. Девушка не имела оснований для ненависти. Совсем никаких оснований.
В вестибюле остались только двое. Тархун должен был в конце концов собраться с мыслями, чтобы позвонить вниз.