Внутри себя
Шрифт:
Вряд ли полезно заострять внимание на неправдоподобном, не говоря уже о невозможном. На мгновение, следовательно, он допустит, что невероятные события не происходили. Эрик сразу почувствовал, как замедлился пульс. Попробуй ненадолго сконцентрироваться на главном: еда, убежище, одежда. А потом Лайза.
Никто не оглядывался на фигуру в висящей одежде, бредущую но авеню. Это был Нуэво-Йорк, и каждый вечер по его улицам ходили гораздо хуже одетые горожане. Может быть, некоторые заметили странную улыбку этого человека, но подобный взгляд, удивленный и отстраненный, был таким же обычным для города. По крайней мере, человек не слонялся бесцельно, а направлялся куда-то.
Полицейский патруль тоже не обратил на него внимания. А почему бы нет? Ничто не указывало на то, что они не заметили самого опасного человека в городе.
Эрик Эббот, конечно, не считал себя опасным. Нет, он любил, и это было прекрасно. В любви нет ничего опасного.
11
В том, что это центр управления и сомнений возникнуть не могло. Но занимались здесь не управлением кораблями и станциями, запускаемыми в глубины космоса. Тут имели дело исключительно с информацией, с байтами, снующими туда-сюда из глубин дюрайростока во всемирную сеть и обратно. Облепившие вершину горы спутниковые антенны соединяли центр управления со спутниками связи Коллигатара во множестве висящими над головой. Все функционировало гладко и говорило о могуществе электроники и человека.
Каждое рабочее место было обустроено согласно вкусам и прихотям оператора, работавшего на нем. На одном красовалась высокая цельнодеревянная ручная поделка из Центральноафриканской Федерации. На другом стояла композиция из сухих цветов родом из Тихоокеанского Союза. На третьем – цепочка с колокольчиками ручной работы из республики Инюит. Рабочие места свидетельствовали не только о вкусах, но и о происхождении каждого из операторов.
Поднимаясь на помост, Ористано ощутил приглушенную, спокойную гордость за то, как функционирует самая совершенная в мире компьютерная станция. Все шло как положено. Дежурный персонал сидел на своих местах. Одни спали, другие просматривали тексты. Авральной работы на их долю практически не выпадало – настолько эффективно стала со временем работать система.
Все шло как положено, или все-таки не все.
– Господин старший?
Ористано обернулся направо.
– Что такое, Фронтенак?
Сотрудник сунул под нос Старшему Программисту ворох распечаток.
– Да снова австралийцы, сэр.
– Так, так, – тот пробежал глазами распечатки, но мысли его были далеко.
– Так что там?
– Жалуются. Мол обделили их площадями при ловле планктона.
Ористано вздохнул. «Не пора ли, – подумал он, – учреждать переходящую ленту самому склочному народу».
– На мой взгляд нормальные цифры. А чем они недовольны?
– Да вот говорят, что выделенные им для сбора урожая площади не учитывают прогнозов о крайне суровой грядущей зиме в южном полушарии.
– Черт бы их побрал! – тихо выругался Ористано. Сотруднику же он сказал: – Передайте представителю Австралии, что погоду мы только предсказываем. Мы ей не управляем. Пока, по крайней мере. Скажите ему, что для крилеуборочного флота действуют одни и те же ограничения и что площади и предполагаемый улов рассчитываются согласно тысячам переменных, из которых погода лишь одна.
– Им это не понравится, – упрямо сказал помощник. – Опять, скажут, обижают южное полушарие, не желают считаться с проблемами Океании.
– Они так всегда говорят, – устало ответил Ористано. – Не успокоятся, пока мы им не соберем вещи и не переведем Центр Управления Коллигатаром в их Крайстчерч.
– Мне им так и передать, сэр?
– Нет, конечно же нет, Фронтенак, – раздраженно сказал Ористано, – но увидев, что задел подчиненного, тут же поспешил смягчить тон. – То есть, я хочу сказать, чтобы вы придумали какой-нибудь разумный ответ. Проявите дипломатический подход, как всегда. Проинформируйте их, что Коллигатар еще раз вернется к изучению этого вопроса. А дальнейшее будет зависеть от выводов, к которым он придет в результате дополнительных расчетов.
– Но сэр, ведь это успокоит их только временно.
Ористано сделал рукой умиротворяющий жест.
– А больше и не надо. Я за это время столько всяких других дел успею утрясти. Просто сделайте так, чтобы они месячишко еще мне в глотку не вцеплялись, ладно?
– Силь ву пле. Да, сэр. – И забрав распечатки, служащий оставил Ористано в покое.
«Будто других дел у меня мало», – сердито думал Мартин, возвращаясь в свой кабинет. Над его столом безмолвно мигала красная лампочка. «Вот, вот, – подумал он, – то Коллигатар, то жена. Вечно им чего-то надо. Требуют. Ладно, у этого хоть мозги есть».
Ористано явно был несправедлив к своей супруге Марте. Он уселся в кресло.
– Порядок. Я здесь, можешь выключать. – Лампочка неожиданно погасла. – Ну что там? Опять какие-нибудь опасности?
Сарказму Коллигатар был не подвержен. По крайней мере, делал такой вид. Он вежливо сказал.
– Нет, Мартин, это та же самая опасность, которая беспокоила нас все это время.
– Все это время, хорошо. Это ведь уже много недель продолжается, – Ористано пытался скрыть нетерпение. – Одно дело оповестить о каком-то готовящемся ужасном злодеянии и поставить всех на ноги, чтобы дать ему достойный отпор. Другое дело требовать, чтобы все поддерживали себя в состоянии готовности, в то время как день за днем ничего не происходит.
– Мне удалось узнать кое-что новое с тех пор, как мы последний раз говорили на эту тому.
– Очень хорошо. И что это за «кое-что новое»?
– Ничего конкретного.
– Ясное дело, – вздохнул Ористано. – Не хватало еще, чтобы ты что-то конкретное разузнал.
– Намеки, предположения, обертона, взаимосвязи также бывают достаточно значимы, Мартин.
– Я вовсе не собираюсь принизить значение твоей работы. Выдай мне всю новую информацию в файл для изучения. Я просмотрю ее, когда будет время.
– День тяжелый? – спросила машина с искренней озабоченностью.
– Как обычно.
– Что, снова австралийцы беспокоят?
– Ты подслушал? Да с этим я уже разобрался.
– Ведь данный случай гораздо важнее, чем рыболовецкие споры.
– Ты что, хочешь сказать, якобы я недостаточно серьезно воспринимаю опасность, о которой ты говоришь? – Ористано внутренне собрался. Дело в том, что машина подвергала обработке интонации и выражения лица Мартина и делала из этого определенные выводы. – Я очень, очень встревожен этим. И не я один. Но ты должен понять, нам всем очень трудно. Мы здесь трудимся в поте лица над самыми насущными проблемами, поэтому не можем быть, подобно тебе, озабоченными чем-то одним. Тем более, что до настоящею момента никаких признаков явной угрозы системе не появлялось.