Во что верит Россия; Религиозные процессы в постперестроечной России

Щипков Александр

В 70-е годы, после подписания Хельсинкских соглашений и некоторого временного послабления в идеологической области, исследователи осмелились обнародовать новые характеристики массовой религиозности: стабилизацию ее уровня и даже рост в отдельных регионах, значительное омоложение состава верующих и связанное с этим повышение их образовательного уровня. Если в целом по России коэффициент религиозности в 80-е годы официально обозначался десятью процентами, то в провинции социологи фиксировали гораздо более высокий уровень:

Горьковская область - 21%

Марийская АССР - 24%

Татария - 40%

Чечено-Ингушетия 50%.2

В районах традиционного распространения ислама уровень религиозности

всегда был более высоким, в том числе (как ни парадоксально) это касается и русскоговорящего населения.3 Вместе с тем зондаж уровня религиозности по регионам показывал, что число убежденных атеистов колеблется от 20 до 30 процентов.4 Таким образом, на долю колеблющихся и индифферентных (потенциально религиозных, с размытым адогматичным религиозным сознанием) оставалось около 50-ти процентов населения Советской России. Эти цифры не получали известности и пылились на страницах авторефератов провинциальных исследователей. Сегодня они позволяют найти объяснение тому обстоятельству, что после либерализации в стране был зафиксирован резкий скачок религиозности. Обратимся к данным религиозности населения России, полученным Всероссийским центром по изучению общественного мнения (ВЦИОМ):5

1988 год -- 18,6%

1991 год -- 39%

1993 год -- 43%

1995 год -- 64,2%

Резкий "скачок" религиозности в постперестроечное время дает право предположить существование скрытой (пусть аморфной) религиозности в предшествовавший советский период. Это обстоятельство следует учитывать при изучении современной иностранной миссионерской деятельности. Искренне убежденные в том, что едут проповедовать в страну атеистов, миссионеры не понимают, отчего внутри страны их религиозная активность воспринимается подчас как прозелитическая. То, что доля православных невелика, еще не означает, что религиозность в народе полностью отсутствует.

Громадный недостаток советских исследований в области религии заключался в том, что они были направлены преимущественно на замер общего уровня религиозности, на выяснение отношения к религии различных социальных и возрастных групп населения и т. п. При этом практически не проводились зондажи по конкретным религиозным направлениям и не производился их сравнительный анализ. Исключение составляли некоторые работы ученых-этнографов, занимавшихся проблемой возникновения "этноконфессиональных общностей" и формирования "субэтноконфессиональных" групп, таких как старообрядцы, татары-кряшены и т. д.6 Но эти исследования были направлены на этнические и межэтнические проблемы, религия занимала в них служебное положение.

В настоящее время социология религии принимает цивилизованный вид, но нельзя не отметить, что явление "социально-идеологического заказа" в России полностью еще не изжито. Социологи порой сами ищут этот заказ и готовы учитывать радикальную переориентацию правящего класса. Так, в 1995 году в Петербурге одна из исследовательских групп неожиданно заявила, что по результатам их опроса 94,8 % (!) верующих жителей Петербурга являются православными.7 Если учесть общую секуляризацию общества, значительное количество новых религиозных движений и большое число национальных меньшинств, живущих в Петербурге (финны, немцы, татары) и традиционно придерживающихся "национальных" вер (лютеранство, ислам и проч.), то эту цифру даже "на глаз" можно назвать непомерно завышенной в угоду политическим веяниям.

Современная социология религии склоняется к следующему объяснению резкого религиозного подъема в стране (помимо "рекламного" эффекта празднования тысячелетия крещения Руси, моды и других второстепенных причин). Во-первых, религия неожиданно стала символом духовной

оппозиции рухнувшей марксистской идеологии. По мнению социологов, респонденты, заявляя о своей религиозности, а в действительности оставаясь неверующими, хотят лишь подчеркнуть свой отказ от прежних ценностей и новый нравственный выбор. Во-вторых, структурная перестройка общественных отношений и экономический кризис вызывают чувства неопределенности и незащищенности, которые побуждают многих людей видеть в религии своего рода убежище.

Оба толкования, характерные для старой атеистической школы специалистов-религиоведов, не соответствуют действительности. Религия не вдруг, в перестроечные годы, стала единственным духовным антонимом марксизма, а по сути оставалась им на протяжении всего советского периода. Второй тезис вообще не выдерживает критики. Утверждение, что общественный кризис рождает спрос на веру (марксисты все на свете готовы объяснить экономическими отношениями), напоминает вульгарное объяснение веры в Бога чувством страха перед грозой.

Из всего вышесказанного можно сделать следующий вывод: значительное число людей (не менее 50%) в Советской России, несмотря на искусственную атеизацию, сохраняли различные формы религиозности и что важно -- передавали их следующим поколениям. Научная проблема сегодняшней социологии религии заключается не в том, чтобы объяснить несуществующее чудо религиозного "взрыва", а в том, чтобы классифицировать религиозность населения по конфессиональным параметрам, понять, во что верят граждане России, определить сферы пересечения интересов различных религиозных групп, описать географию их распространения.

В настоящее время, когда религиозные верования все меньше определяются национальной принадлежностью, очертить географические границы распространения той или иной веры достаточно трудно. Увязывание религиозных процессов с этническими может привести к ошибкам. Подавляющее большинство справочников и энциклопедий указывает, что православие исповедуют помимо русских большие группы угро-финских и тюркских народов: карелы, вепсы, коми, удмурты, марийцы, мордва, чуваши, хакасы, шорцы, эвенки, якуты, чукчи, алеуты, юкагиры, манси, ханты, западные буряты в Иркутской области, часть калмыков, часть татар (кряшены). Кроме того, православие исповедуют проживающие на территории России украинцы, белорусы, молдаване, болгары, гагаузы, греки. Мы перечислили лишь пятую часть национальностей, живущих в России. Эти и другие народы действительно исповедуют православие, но не поголовно. Так, одна часть марийцев сегодня поклоняется своим древним языческим богам, другую часть составляют носители православно-языческого двоеверия; оставшиеся примерно поровну делятся на исповедующих православие и исповедующих лютеранство, завезенное финскими миссионерами.

В Якутии, например, верующее население республики разделено на две большие группы: первую составляют исповедующие православие, вторую -сохранившие шаманские традиции. Карелы активно принимают лютеранство, а их ближайшие соседи и родственники вепсы -- православие. Но все же подавляющее большинство православных -- русские, чего не скажешь, например, о катакомбных православных христианах, среди которых число представителей национальных меньшинств порой превышает 50%. Выбор "антигосударственной" веры, возможно, связан с антиэтатистскими настроениями нацменьшинств, традиционно сохранившимися с царских времен. При советской власти катакомбники существовали, вовлекая в свою орбиту местное население, в Чувашии, Мордовии, Нижегородчине, Байкальском регионе, Алтайском крае. В настоящее время приходы ИПЦ зафиксированы в Кашире, Москве, Петербурге, Курске. Наблюдается тенденция к их легализации и стремление освоить крупные центры.